Девятьсот семнадцатый
Шрифт:
— Ничего.
— Ты красный?
— Да.
Все трое за костром негодующе замахали руками.
— Уходите. Не дадым.
Кузуев сделал угрожающий жест.
— Не трожь. — В руках одного сверкнул револьвер.
— Уходи… Мы белые… Не дадым вода. Не дадым мясы.
Тогда выступила вперед Маруся. Она встала перед костром на колени и замолила.
— Родненькие, дайте им пить.
— Нэт.
— Дайте им есть.
— Нэт, Марушка… Тебе дадым, а им нэт.
— Миленькие, они же умрут ведь. Дайте, век не забудем.
Узкоглазые заговорили о чем-то между собой, особенно горячился моложавый.
Наконец они, как видно, договорились и замолчали.
— Твоя Марушка? — спросил из-за костра один.
— Нет.
— Его?
— Пускай продаст, — калым дам.
Гончаренко, нахмурив брови, вместо ответа промолвил:
— Пойдемте, товарищи!.. Это звери, а не народ.
— Нет, я попрошу еще, — возразила Маруся.
— Не дадым, — отрезал самый старый из-за костра.
Тогда Гончаренко силой увлек за собой товарищей.
Шли у моря. Но женщина вдруг повернула обратно.
— Идите, миленькие, прямо морем… Я сейчас.
— Куда ты?
— Нужно.
— Не пустим.
Но Маруся уже быстро скрылась в песках.
Гончаренко сжал руку Кузуева.
— Идем. Она пошла к ним.
Они быстро зашагали в обратную сторону.
Вот костер. Гончаренко быстро подошел к нему и спросил у сидевших истуканами людей.
— Где жена?
— Ушла,
— Куда ушла?
— На юрту.
— Говори, где юрта?
— Не знаем. Уходы, — застрелым.
Василий до крови раскусил губы. Его душило бешенство. Но у киргизов в руках сверкали наганы.
Бросились они искать Марусю. Но везде суглинок, пески, пучки саксаула, но ни жилья, ни человека.
Сбились они с дороги. Около часа блуждали и наконец измученные пришли к морю. Хмурые, пошли
берегом на восток, на пути крича охрипшими голосами:
— Маруся… Маруся!..
Но ответа не было. Женщина исчезла.
… Снова жаркий день. Нечеловеческие муки жажды и голода. А к вечеру вернулась она, изнуренная от
усталости. В руках Маруси был мех с водой и плетеная корзина. В корзине находился хлеб, вареная баранина.
Целый день провели они на одном месте у моря, подкрепляясь едой, набираясь силой.
А вечером Маруся сказала Василию:
— Я придушила его.
Гончаренко молча обнял и поцеловал ее, заплакавшую от радости.
Ночью они пошли в дальнейший путь.
Попрежнему глухо шуршали волны о берег. С синего неба гляделись в воду многоцветные звезды.
Местами над морем клубились туманы.