Девятый чин
Шрифт:
Даже Брусникин стал догадываться, что жизнь, отпущенная ему кем-то в бессрочный кредит, невозможно погасить как свечку. Не ты зажег, не тебе и гасить. А само понятие «долг» в данном контексте разрастается с каждым прожитым днем. Но укладывается в него не только то, что мы должны еще совершить. Сюда входит и то, что мы не должны совершать ни при каких обстоятельствах. И сюда же входит все, что мы уже совершили, но не способны выправить: ошибки прошлого, сделанные как вольно, так и невольно, зло, причиненное кому-либо как намеренно, так и походя, да и мало ли что
«Прости нам долги наши, как мы прощаем должникам своим», — бормотал, стоя на коленях у иконы, потомственный казак Федор Афанасьевич Брусникин. Октябренок Никита над дедом тихо посмеивался: дураку ясно — Бога нет.
Но теперь, с книжкой на диване, он думал иначе. Есть Он или нет, но суть-то молитвы не меняется. Коли не в состоянии мы выплатить свои «долги», то — извините. Просим прощения покорно. Но смеем ли мы уповать на прощение, когда сами не прощаем другим ни нанесенных обид, ни причиненного ущерба, ни обманутых надежд?
«Все же многое зависит от перевода емких выражений», — отметил Никита, погладив черного домашнего хищника. Знакомый и крайне образованный дублер с английской речи Леша Карпюк поведал Никите следующее. Некий переводчик, плохо зная военную историю янки, назвал в русском издании роман Хемингуэя «За рекой в тени деревьев». Как оно было связано с полковником, вступившим в свою последнюю схватку со старостью и смертью? Да никак. Но зато коренным американцам хорошо известна команда тяжело раненного генерала, которую тот отдал своему отряду во время Гражданской войны: «Реку вброд и рощу взять!»
— Я перейду эту реку, — прошептал Брусникин, уже засыпая. — И я возьму эту рощу.
Утерянный след
Хариус вернулся на Лесную хотя и без Капкана, зато — со сведениями.
Сосредоточенный, будто фельдмаршал Кутузов перед генеральным отступлением, Глеб Анатольевич Малютин висел над столом, изучая две кокаиновые трассы, проложенные по карте Москвы и Московской области. Первая трасса шла до Рузы, вторая вела к Сычеву.
— Я от Гали! — сообщил последние новости запыхавшийся Хариус. — Галя, сучара, хвостом крутит! Капкан забашлял его на три штуки родных, а когда я завез его в паб — с концами!
— Разыскать, — дорожка до Сычева исчезла в ноздре Малюты, — и доложить!
— Кого? — потерялся Хариус.
— Обоих.
— Да Галя когти полирует на Ленинградском! — Хариус быстро смекнул, что его шеф не в том состоянии, когда до него все доходит с полуслова. — Это Капкан с концами отчалился! А Галя последний, кто с ним базарил!
— Не ори. — Малюта протер вспотевшее лицо носовым платком с монограммой, вышитой бисером. — Дай сообразить.
«Вот козлы, — расслабленно думал Малюта. — Решили, что я совсем без мозгов. Узнай эта кодла, что у меня день смерти Капкана в „судовом журнале“ вместе с исполнителем указан, то-то бы кипеж подняли. Осталось мне забыть, где общак, — и все. Можно смело на пенсию. И пусть меня Кашпировский от склероза лечит. Хрен я что вспомню. Болен мужчина».
— Поехали. — Уничтожив трассу до Рузы, Малюта с
Все выходцы с Кавказа, по убеждению Глеба Анатольевича, исповедовали мусульманство.
Через полчаса гангстеры прибыли в паб «Лорд Кипанидзе». Прибыли бы и раньше, да Малюта спустился в подвал обстрелять доставленный Лыжником с очередной партией оружия «Вальтер». Пистолет уже месяц хранился в его сейфе без пользы, и, собравшись к Галактиону Давидовичу, Глеб Анатольевич подумал, что вдруг да боевая машинка пригодится.
— Добрый «Вальтер», — высадив полную обойму в чучело следователя Кузьмичова, усадившего когдато Малюту на «скамью запасных», Глеб Анатольевич обернулся к Хариусу: — Кучно бьет.
Чучело следователя, пошитое Соломоном и расписанное им же, портретного сходства с Кузьмичом не имело, хотя старый мошенник был художественно образованным специалистом. Чучело больше походило на тещу Соломона, Магду Абрамовну. Потому на груди его, чтобы не возникало путаницы, была выведена печатными буквами надпись: «Кузьмич».
Освободившись по амнистии, освоившись в условиях стихийного капитализма и войдя в силу, Малюта добился того, чтобы следователя ОБХСС, а затем и столичной прокуратуры Кузьмичова понизили в должности и перевели в районное отделение.
— Гут арбайтен. — Глеб Анатольевич передал «Вальтер» Хариусу. — Ты немецкий знаешь?
— Ответ отрицательный. — Пряча оружие в кобуру, Хариус не преминул ввернуть фразу из просмотренного накануне иностранного фильма.
— Изучить и доложить, — отчеканил шеф, медленно восходя по лестнице.
— Помилосердствуй, Глеб Анатольевич! — От обиды Хариус непроизвольно перешел на какой-то лакейский стиль причитания. — Или провинился я перед вами, когда вы мне такое унижение доставляете?! Мы, чай, в Германию не собираемся!
— Собираемся. — Шеф был краток и непреклонен. — Возьмем Капкана и соберемся. Во Франкфурт.
— Да почто нам Германия эта?!
— Вперед смотри, малыш, — благодушно продолжил уже в машине диалог со своим телохранителем Глеб Анатольевич. — Бабки обналичим. Приобретем в Альпах недвижимость типа замок Иф через посредническое агентство. Тебя одного беру в светлое будущее. Въезжаешь ты, дурья твоя башка? И чтоб — никому. Ни жене, ни детям, ни Байкеру. На горных лыжах, как швейцарский сыр в масле, кататься научишься. Учиться тебе надо, сынок.
— Въезжаю! — Польщенный доверием хозяина и обрадованный нарисовавшейся перспективой, Хариус чуть не въехал в бампер притормозивших у светофора «Жигулей».
Обласканный суровым шефом, он впопыхах совсем забыл, что Капкана давно уж нет и по доверенности, на него оформленной, пусть даже и генеральной, никаких денег со счетов судоходной компании снять не удастся. А коли так, то не светит ему безопасная, уединенная жизнь средь альпийских лугов, как не светит его дочери Люське обучение в престижном учебном заведении германского образца, где значительно реже, чем в России, спаивают и насилуют легкомысленных девушек.