Диагноз: Любовь
Шрифт:
— Слушай, если тебе что-нибудь понадобится, — начал Саймон, но потом покачал головой. — Нет, конечно же, не понадобится. Ты взрослая женщина.
— Никогда не знаешь наверняка, — заметила я, понимая, что мы больше не увидимся и что есть множество людей, к которым я с большим удовольствием обращусь за помощью, прежде чем решу побеспокоить его.
— Я рад был с тобой познакомиться, Холли. — Саймон пожал мне руку и снова удерживал ее чуть дольше, чем это было необходимо. Помедлив, он спросил: — Скажи, она когда-нибудь носила кольцо?
— Какое кольцо?
— С
— А откуда вы знаете про это кольцо? — спросила я.
— Я подарил ей его. В Сент-Винсенте, во время поездки к вулкану. Мы провели ночь в маленьком отеле… — Он запнулся, в его глазах застыла печаль. — Я сделал Сильвии предложение — она отказалась. Честно говоря, я был уверен, что она откажется. Но я попросил ее взять кольцо. Изумруд напоминал мне ее глаза.
Саймон пожал плечами.
Мама всегда притворялась, будто сама купила это кольцо. «Это мой подарок самой себе на окончание медицинской школы», — говорила она. Мой отец сидел в пустом номере отеля, а в это время его жене где-то далеко делали предложение. Бедный папа. Бедный Саймон.
— Она носила кольцо, — ответила я. — А теперь оно принадлежит моему брату. Точнее, принадлежит его невесте.
Саймон на мгновение задумался, потом улыбнулся и кивнул.
— Хорошо. Я рад, что оно не потерялось.
— Оно не потерялось, — подтвердила я.
— У тебя случайно нет ее фотографии? То есть фотографии за последние двадцать лет?
— Вообще-то есть, но с собой я их не взяла, — ответила я.
Саймон снова кивнул, едва сдерживая эмоции. В этот миг он был до странности похож на Мэттью. То ли дело было в крепко сжатых челюстях, то ли в выражении лица, с которым он принимал то, что хотел бы изменить, но не мог.
— Возможно, это и к лучшему, — произнес он, и уголки его губ приподнялись в грустной улыбке.
— Подождите, — сказала я, внезапно вспомнив о своей сумочке. Я открыла ее и, вытащив письмо Саймона, протянула ему. — Это ваше.
Саймон взглянул на конверт, кивнул и положил письмо в нагрудный карман своего пиджака. Потом он в последний раз пожал на прощание мою руку.
— Береги себя, Холли.
— Вы тоже, — сказала я, проглотив ком в горле, причем с таким усилием, что заболела шея.
На выходе из отеля холодный мартовский ветер хлестнул меня по лицу, и я задрожала в своей тонкой кожаной куртке. Несмотря на яркое солнце, температура была около нуля, поэтому, чтобы согреться, я пробежала почти всю дорогу до Гайд-парка, а потом продолжала шагать по велосипедным дорожкам. Не важно, что мой желудок был набит до такой степени, что это мешало двигаться, не важно, что черные туфли на платформе не были предназначены для бега. Мне просто нужно было идти вперед.
Выдохшись, я выбрала скамейку, почти скрытую ветвями деревьев, села на нее и заплакала. К счастью, в отличие от папы и мамы, за которыми наблюдали все — даже бродячие собаки, — я была одна, вокруг меня лишь качались на ветру деревья. Слезы катились по моим щекам и капали на шелковый шарф. Обхватив себя руками, я оплакивала многих: маму, которая слишком рано умерла, Саймона и Уилла, так сильно любивших ее. Но больше всего я жалела себя, потому что мне ужасно не хватало ее, потому что мама не могла прийти сегодня на ленч в «Коннот», не могла встретить свою старую страсть, не могла понять, что все происшедшее — к лучшему.
Глава 24
Давление
Начать стоит с осознания, что абсолютная правда трудно достижима в отношении близких нам созданий, здоровых или болеющих, — это вытекает из наблюдений даже самых способных и опытных. Ошибки в принятии решения случаются там, где есть место вероятности. Придерживаясь данного положения, вы осознаете свои ошибки, вы ощутите за них вину, и вместо медленного процесса самообмана, вместо бесполезных попыток научиться распознавать правду вы сможете… впоследствии избегать их повторений.
Был апрель — прошло почти два года со дня смерти мамы, — когда я впервые убила человека. Я была в отделении экстренной медицинской помощи, говорила с мистером Денверсом о пациенте Деспопулосе, моем безумном алкоголике и «постоянном посетителе» нашего отделения, когда по внутренней связи было провозглашено первое «срочно!». Женский голос требовал, чтобы доктор Филдинг, наш рентгенолог, безотлагательно явился в кабинет компьютерной томографии.
— Зачем, скажите на милость, вам понадобился рентгенолог, да еще и срочно? — глядя на динамик, спросил Денверс со смешком. — Филдинг выбрал рентгенологию именно для того, чтобы избежать срочности.
Я пожала плечами и закончила описание симптомов, на которые жаловался мистер Деспопулос, — проблемы с ногами, легко прощупывающиеся бляшки, рассыпанные по всем нижним конечностям.
— Доступная пальпации пурпура [50] , — сказала я. — Плюс у него боли в животе и кровавый стул. Я подумала, что у него может оказаться БШГ.
— Болезнь Шенлейна — Геноха? — повторил Денверс, с сомнением глядя на меня. — Доктор Кэмпбелл, какая группа подвержена этой болезни?
50
Геморрагическая сыпь.
— В основном дети, но было несколько случаев, когда болезнь обнаруживали у взрослых, — ответила я.
— Доктор Кэмпбелл, вам знакомо выражение «Заслышав стук копыт, не стоит сразу же искать зебру»? — Денверс улыбнулся. — У мистера Деспопулоса цирроз и сопутствующий ему спонтанный бактериальный перитонит. К тому же у него варикоз и вены рвутся довольно часто.
— Вообще-то да. И причиной симптомов могут быть именно эти вещи. Но это не объясняет пурпуры.
Мистер Денверс поразмыслил над этим минутку, а потом громко заявил: