Диагноз
Шрифт:
— Нет, — возражаю и обращаюсь к отцу, — Пап, подгони машину к выходу, скорая будет долго ехать!
Отец скрывается на выходе так скоро, что едва ли все слышит. Кутаю Лену в свое теплое пальто, а мама держит над нами зонтик пока мы добираемся до машины.
На заднем сидении мне плохо видно дорогу, но я доверяю отцу, как себе. Ежесекундно проверяю ее дыхание и каждый раз радуюсь — дышит. Не знаю, когда мама успела сесть на переднее пассажирское сидение, ведь отчетливо помню, что отец велел остаться дома.
С ужасом
Не помню, как оказался в приемном отделении и как передавал ее врачам на стерильно-светлую каталку. Естественно, дальше приемных покоев нас не пустили. Мама что-то успокаивающе мне говорит, а я как в тумане даже не понимаю что, но позволяю себя усадить на одну из обитых кожей лавок.
Они сидят рядом и не отходят он меня. Нестерпимо зудит закурить, но я никуда не отхожу от этих треклятых двустворчатых дверей.
— У Леночки были проблемы со здоровьем? — тихо интересуется мама, поглаживая меня по голове.
— Месяц назад у нее нашли опухоль в голове, — не хотя давлю из себя.
— А лечение? — после недолгого испуганного молчания, уточняет она.
— Слишком поздно, — каждое слово комом в горле.
— Ты знал о ее диагнозе, но все равно остался рядом, — негромко проговаривает отец, но без осуждения, что-то другое в его голосе, и я поворачиваю голову. В его взгляде гордость и сочувствие, он одаривает меня грустной улыбкой и сжимает плечо.
Проходит целая вечность, прежде чем эти светлые двери вновь распахиваются. Проходит целая вечность, прежде чем я вновь вижу врача. Он стягивает маску с лица и тяжело вздыхает.
Эпилог
Сергей
Холодные порывы ветра лижут онемевшие от холода скулы и пробираются под широкий воротник кожаной куртки. Сжимаю в руках длинные твердые стебли и их шипы впиваются в замерзшую кожу моих ладоней. Темно-алые, почти черные пышные бутоны кажутся тяжелыми. Она их так любила…
Опускаюсь напротив гранитного камня, на котором самая светлая из всех фото, что я мог найти. Эту фотографию сделал я. Сделал в самый счастливый день в своей жизни. В тот день она сказала, что любит меня.
Белые цифры размазываются перед глазами, становятся нечеткими, и я укладываю цветы на уже осевшую землю. Думаю, что пора обложить камнем и обновить оградку. Смотрю на изящные кустики роз, которые уже давно отцвели… Снова осень. И как год назад, в этот день идет дождь, изредка затихая.
Я так часто здесь бываю. Чаше, чем в родном доме. Не смог отпустить… Не смог начать заново.
Разрывает изнутри. Боль потери. Такая свежая, ничуть не притупилась. Не стало легче. Говорят, время лечит… Ни черта оно не лечит! Сжимаю руки и сотый, нет, тысячный раз думаю, мог ли я что-то сделать? Стоило ли заставить ее цепляться за те мизерные несколько процентов успеха на выздоровление?
Глаза печет, и я опускаю голову, прикрыв веки. Касаюсь лбом холодного камня. За что, Лен? За что с нами так?
Голова кружится, и я будто теряюсь в пространстве… Боюсь перестать цепляться пальцами за твердый узкий угол, словно могу куда-то упасть и… Падаю.
Подскакиваю от неожиданности и дыхание сбито. Кругом темень и глаза не сразу ориентируются, медленно проявляя очертание предметов. Холода нет, но по обнаженной спине проходит холодок, заставляя нервно дернуть плечом.
Рядом раздается сонное мычание и хрупкое тело, наполовину укрытое одеялом, меняет положение, придвигаясь ближе и рука, покоившаяся на подушке рядом с головой, оживает, что-то слепо ищет на моей подушке. Аккуратно касаюсь ладони, и она тут же цепко хватается за мою, тянет к себе под щеку, и я опускаюсь обратно, потихоньку успокаиваясь.
Всего-лишь сон.
Свободной рукой убираю с ее лица непослушные локоны и натягиваю одеяло по самую шею, поправляю аккуратно, стараясь не будить. На часах четвертый час. Пусть спит.
Все еще не могу отойти ото сна и прижимаю к себе девушку. Ощущаю ее тепло, дыхание на своих ключицах и борюсь с желанием зацеловать лицо. Потому что тогда она проснется, а мы, итак, недавно легли.
С того дня, когда я, кажется, постарел на десять лет вперед, прошло уже два месяца. Кошмары меня не мучали уже давно, не знаю, что послужило сегодняшней причиной.
Вспоминаю тот день одновременно с ужасом и облегчением:
Мы бросились к врачу, который выглядел уставшим. Он стянул маску и тяжело вздохнул:
— Что же вы раньше в больницу не обратились? — укоризненно посмотрел он на нас, — С гипертонией не шутят.
— Какой гипертонией? — не понял я.
— Это я вам скажу после тщательного анализа, — улыбнулся устало мужчина, — Я бы посоветовал вам оставить девушку в больнице на какое-то время, давление мы нормализовали, но оно может снова подняться.
— Ничего не понимаю, — признался я растерянно, — Месяц назад врачи диагностировали у нее рак…
— Молодой человек, — как добрый дядюшка протянул он, — Я двадцать лет работаю врачом и уверяю вас, девушка здорова, если не считать небольших проблем с давлением, но это поправимо.
У меня перехватило дыхание, я был одновременно растерян и невероятно счастлив. Позже мы узнали причину, по которой Лена напрасно считала себя потенциальным трупом… Врач в поликлинике, в которой Лена проходила комиссию, очень удивился, когда узнал, что она здорова, но очень расстроился, когда понял, что другой девушке с такой же фамилией и инициалами поставил не тот диагноз. Та другая не подозревала даже…