Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции

Филимонова Мария Александровна

При этом в отечественной, как и в американской историографии отсутствуют комплексные исследования, посвященные имагологии Американской революции, включавшей многочисленные образы Других: метрополии, стран европейского континента, соседей по североамериканскому материку (индейцев, канадцев) и «чужих» внутри социума (католиков, квакеров, лоялистов и др.). Мир внешнеполитических образов Американской революции был чрезвычайно многообразен. Создать исчерпывающе полную картину в рамках одной монографии невозможно. Однако автор ставит перед собой задачу хотя бы отчасти заполнить существующий пробел и создать репрезентативную картину массового сознания США в первые годы их существования, где отразилось бы восприятие далеких и близких Других, образы друзей и врагов и просто экзотических стран, какой была для американцев XVIII в. Россия.

Хронологические рамки исследования охватывают предреволюционный и революционный период – 25 лет между окончанием Семилетней войны (1763) и ратификацией современной конституции США (1788). В это время шло активное становление вигской идеологии, а затем и новой государственности. Зарождалось новое национальное самосознание. Как уже сказано, процесс сопровождался повышением политической активности масс. Все это не могло не влиять на существующие имагологические представления. Одни из них стремительно теряли актуальность, менялись стереотипные оценки, существовавшие веками, но другие сохраняли устойчивость.

Отчасти процесс был осознанным

и направлялся лидерами мнений того времени – редакторами газет, памфлетистами, писателями и др., прежде всего, принадлежавшими к вигскому лагерю. Внутри сообщества вигов, конечно, существовали свои различия. С самого начала выделялись умеренные и радикальные виги, с различным отношением к ключевым проблемам внутренней политики. В 1780-х гг. наметился конфликт между националистами и локалистами – сторонниками и противниками централизации США. Существовали также трения между Югом и Севером, приатлантическим побережьем и фронтиром, крупными и малыми штатами. Но в это время, в отличие от ситуации 1790-х гг., все существующие различия между вигами слабо отражались на внешнеполитических образах.

Внешнеполитические образы могли отражаться в текстах и быть выражены эксплицитно, но такая ситуация нетипична. Чаще представления о Других специально не вербализировались. Они проявлялись в праздничных ритуалах и формулах рекламных объявлений, стереотипных визуальных образах и речевых клише. Собственно говоря, каждый образ другого народа, если он был достаточно разработан, включал в себя целый конгломерат представлений о географических особенностях страны, национальном характере, истории, материальной культуре. Образ Англии – это и последние акты парламента, и Великая хартия вольностей, и лондонская мода.

Соответственно, проблема изучения образов Других прежде всего сталкивается с проблемой источниковой базы. Как известно, еще Л. Февр и М. Блок поставили проблему расширения круга традиционных исторических источников. В настоящее время текст, разумеется, уже не выступает как единственно возможный источник. Так, уже упоминавшийся М.А. Бойцов пишет об обонятельных, тактильных, акустических и, конечно же, визуальных образах власти 39 . Видимо, то же можно сказать об образах той или иной страны. Скажем, Канада у солдат Континентальной армии ассоциировалась не только с абстрактными представлениями вроде «объект освобождения», но также с непривычно сильными морозами и вкусом березового сока. Соответственно, круг источников, в которых отражаются образы Других, может быть чрезвычайно широк. Об этом свидетельствуют и существующие монографии по аллологической тематике. Например, Е.В. Папилова при исследовании образа немца в русском фольклоре использует материал пословиц, былин, сказов, ратных заговоров, исторических песен, ярмарочных зазываний, анекдотов и др. 40 В.И. Журавлева и И.И. Курилла изучают взаимные репрезентации России и США на материале школьных учебников 41 . Богатый материал по истории визуальных образов дает карикатуристика 42 . Очень много информации может содержаться в речевых клише. Б.И. Колоницкий, изучая дискурс 1917 г. в России, обращает внимание на то, что введение политических терминов в свою речь не проходит бесследно для людей 43 . Речевые штампы могут определять восприятие. В период Американской революции происходит радикальное изменение политического языка, включая стереотипные формулы, описывающие Других. Особенно хорошо это видно на примере терминологии, описывающей метрополию и Францию. Для изучения стереотипных речевых формул в данной монографии использован метод контент-анализа, позволяющий отследить частоту их употребления и включающий их контекст, оценить эмоциональную окраску тех или иных образов.

39

Власть и образ. Очерки потестарной имагологии / отв. ред. М.А. Бойцов, Ф. Б. Успенский. СПб., 2010. С. 15–17.

40

Папилова Е.В. Художественная имагология: немцы глазами русских (на материале литературы XIX в.). Автореф. дисс. … канд. филол. наук. М., 2013.

41

Журавлева В.И., Курилла И.И. Россия и США на страницах учебников: опыт взаимных репрезентаций. Волгоград, 2009.

42

Напр.: Журавлева В.И. Понимание России в США; Алентьева Т.В. Американская политическая карикатура начала XIX века как исторический источник по изучению англо-американской войны 1812–1815 гг. // Актуальные проблемы источниковедения материалы IV Международной научно-практической конференции к 420-летию дарования городу Витебску магдебургского права. 2017. С. 191–194.

43

Колоницкий Б.И. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010. С. 12.

При этом образ Другого в массовом сознании не представляет собой связного нарратива и не является цельным и логически непротиворечивым. Совсем напротив, историки, занимающиеся имагологией, обращают внимание на сосуществование в одном и том же обществе противоречащих друг другу образов одного и того же объекта 44 . Все они также приходят к выводу о том, что реальные особенности объекта могут не иметь к его образу никакого отношения 45 . М.А. Бойцов подчеркивает, что образ действительности служит одновременно ее отражением и способом воздействия на нее 46 .

44

Напр.: Нойманн И.Б. Использование Другого. С. 274; Колоницкий Б.И. «Трагическая эротика». С. 14; Журавлева В.И. Понимание России в США. С. 1013–1029.

45

Напр.: Колоницкий Б.И. «Трагическая эротика». С. 14.

46

Власть и образ. Очерки потестарной имагологии. С. 15.

Все указанные выше особенности образа Другого приводят к выводу, что имагологическое исследование, как никакое иное, требует обширной источниковой базы. Более того, задача имагологического исследования – выявить в источниках то, что было для авторов «само собой разумеющимся» и, следовательно, не нуждающимся в специальной вербализации. Исследование визуальных образов в данном случае затрудняется также слабым развитием как живописи, так и карикатуристики в колониальной и революционной Америке.

Определение необходимого для исследования корпуса текстов также в определенной мере представляет собой проблему. Источниками представлений о Других для американцев XVIII в. могли быть личные контакты, связанные то с негативным опытом (таким стала, например, для лоялистки Мэри Олми французская бомбардировка Ньюпорта), то с позитивным (такими были для солдат Континентальной армии их первые контакты с канадцами). Опыт прямого контакта мог вступать в сложное взаимодействие с уже существующими в культуре стереотипами. Так, бесцеремонное поведение английских солдат, расквартированных в Бостоне, вызывало тем больший шок, что сталкивалось с официальным и принятым на веру представлением о доброжелательной метрополии, «родине-матери». Зато впечатления американцев, побывавших в России, в основном подтверждали уже сложившийся стереотип деспотического государства. Итак, образы Других могли формироваться в результате личного контакта с их объектами. Примером здесь могут служить образы Канады, сложившиеся у солдат Континентальной армии, образы Великобритании, Франции или России, формировавшиеся у путешественников, посещавших эти страны. Но чаще американцы получали сведения о европейских странах опосредованно: из географических сочинений, трэвелогов, исторических трудов, публицистики, романов. При этом информация на самом деле могла и не быть актуальной; так, в 1790-х гг. американские журналисты пытались понять национальный характер французов через сведения о галлах, содержащиеся в «Записках» Юлия Цезаря 47 . Здесь, помимо слабой доступности информации, свою роль сыграли особенности просвещенческой ментальности. Культура Просвещения обладала развитым историческим сознанием. Болингброк, например, уверял, что «любовь к истории кажется неотделимой от человеческой природы» 48 . История выступала как «учительница жизни», как источник готовых моделей, пригодных для использования в настоящем 49 . Соответственно, закономерной частью образов Других, конструируемых в культуре XVIII в., служили исторические факты и исторические мифы.

47

Gazette of the United States. June 4, 1799.

48

Болингброк. Письма об изучении и пользе истории. М., 1978. С. 10.

49

Там же. С. 13. См. об этом также: Фридлендер Г.М. История и историки в век Просвещения // Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII – начало XIX вв. Л., 1981; Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987. С. 291–341; Айзенштат М.П. Факторы актуализации прошлого в парламентской полемике Британии во второй половине XVIII в. // Люди и тексты. Исторический альманах. 2014. №6. С. 89–113; Она же. Прошлое в политической культуре Британии второй половины XVIII века // Диалог со временем. 2015. №51. С. 165–180.

Из сказанного можно сделать вывод, что образы Других могли отражаться в множестве разнородных источников: протоколах Континентального конгресса, в дебатах ратификационных конвентов 1787–1788 гг., в частных письмах и дневниках, в романах и в исторических сочинениях. Лишь привлекая самый широкий круг источников, можно выявить «имагологические мотивы» 50 , обладающие определенной устойчивостью и переходящие из одного текста в другой.

Документы официального происхождения: конституционные и законодательные акты, протоколы Континентального конгресса, Конституционного конвента 1787 г. и ратификационных конвентов 51 – позволяют выявить имагологические мотивы, формировавшиеся и распространявшиеся в обществе официальной пропагандой. Перед американскими вигами стояла грандиозная задача создания и навязывания самым широким массам колонистов совершенно новых представлений о метрополии, о власти и свободе, о прошлом и будущем Америки. Для этого использовались самые различные вербальные и невербальные средства пропаганды: памфлеты и газетные статьи, карикатуры и праздничные церемонии, изменения ментальной географии и «новый ряд веков». Частью общего процесса революционного изменения ментальности была и политика образов. И именно ее позволяют оценить прежде всего официальные документы Американской революции. Скажем, такой важнейший документ, как Декларация независимости США, формировал совершенно определенный образ метрополии. О восприятии лоялистов в рамках официальной пропаганды много говорит репрессивное законодательство Американской революции.

50

Термин Е.В. Папиловой: Папилова Е.В. Художественная имаго-логия: немцы глазами русских. С. 4. Западные исследователи обозначают тот же феномен терминами «имаготип» (М. Фишер), «имаготема» (Ж.М. Мура), «паттерн». См.: Козлова А.А. Имагологический метод в исследованиях литературы и культуры // Обсерватория культуры. 2015. №3. С. 114–118; Иванова А.Д. О понятийном аппарате современной имагологии // Вестник ВятГУ. 2016. №11. С. 74–78.

51

Соединенные Штаты Америки: Конституция и законодательные акты. М., 1993; Journals of the Continental Congress. 1774–1789: 34 vols. / ed. W.Ch. Ford. Washington, D.C., 1904–1937; The Records of the Federal Convention of 1787: 3 vols. / ed. M. Farrand. New Haven – London, 1911; The Debates in the Several State Conventions on the Adoption of the Federal Constitution: 5 vols. / ed. J. Elliot. Washington, D.C., 1836–1845.

С этой точки зрения, к официальным документам могут примыкать памфлетистика, речи 4 июля, проповеди, также порой отражавшие точку зрения революционных властей на инаковость. Здесь, разумеется, многое зависело от личной позиции автора. Образы Англии и Франции, например, могли быть полярными в торийской и вигской публицистике. Известные «памфлетные дуэли» предреволюционного времени, такие как «Массачусеттензис» Д. Леонарда и «Нованглус» Дж. Адамса, «Письма вестчестерского фермера» С. Сибери и ответная серия памфлетов А. Гамильтона 52 , отражали не только различия политических взглядов, но и представления их авторов об Америке и метрополии. Другие образы, не имевшие столь же острой злободневности, могли быть общими для вигов и тори.

52

Adams J., [Leonard D.]. Novanglus and Massachusettensis: or, Political Essays, Published in the years 1774 and 1775, on the Principal Points of Controversy, between Great Britain and Her Colonies. Bedford, Mass., 2009; Seabury S. Letters of a Westchester Farmer. 1774–1775. N.Y., 1970; Hamilton A. The Papers: 27 vols. / ed. H.C. Syrett. N.Y.–L., 1961–1987. Vol. 1.