Дикарь
Шрифт:
Не разговаривать с людьми.
Не испытывать сильных эмоций.
Не менять распорядок дня.
Никаких чувств и желаний.
Никаких женщин.
Яркие и сильные эмоции неизменно провоцировали приступ, это я понял довольно быстро. И исключил их все. Лучше не чувствовать ничего, чем выть от боли. Ни одна эмоция не стоит таой расплаты.
Семь лет у меня получалось. После первого года отрицания и жалости к самому себе пришло отупение и почти равнодушие. Да, я жалел себя. Наверное, это стыдно, не знаю. Я жалел себя, забившись в подвал, чтобы соседи ненароком не услышали вой. Жалел того человека, кем был когда-то,и позорно его оплакивал.
Меня сторонились и боялись, я помню это выражение на лицах – ужас, презрение, брезгливость… Словно запечатывание - это заразная болезнь. Впрочем, кто-то верит и в это. Боятся. Никто не хочет лишиться могущества, а магия – это власть. Чем ее больше, чем устойчивее и весомее положение в обществе. Лангранж стояли высоко, почти у подножия королевской семьи. А я со своим талантом мог бы поднять их до самой верхней ступени – правящей. А вместо этого чуть не отправил в пропасть.
Да, я не виню свою семью за то, что они выкинули меня, как шелудивого пса.
Уже не виню. ни поступили правильно.
А что до целителей, глупо было рассчитывать на их помощь, запечатывание не лечится. После рассаза о гейзере меня охватила надежда. Благодаря ей и добрался до Ированса, не откинувшись по дороге. Первый год был трудным. Я верил, выл, злился, снова и снова бился в приступах, снова верил… Потом пришло понимание, что и гейзер мне не поможет. Я помню тот день, ясный и солнечный. Я лежал в горячей воде, смотрел на плывущие облака и как-то совершенно четко и спокойно осознавал, что это тоже бесполезно. Что нет в этой воде никакого волшебства, все это байки местного населения. Волшебства нет, силы нет, и исцеления для меня тоже нет. Все это я принял равнодушно, потому что вера к тому моменту меня оставила.
Скорее всего, Хенсли тоже знал об этом. Он просто отправил меня сюда и дал время привыкнуть. Смириться с собственной ущербностью. Не знаю, милосердие это или изощренная жестокость. Если бы я не был «Тем самым Лангранж» привыкнуть к новой жизни было бы легче, наверное. Но я стоял так высоко, что падение оказалось слишком болезненным. На самом деле иногда я уверен, что разбился. Что не живу. Что умер там, на Багровой Скале. Первые три года я проклинал Духов за то, что они меня тогда не забрали.
Последние два года из семи были почти спокойными. Я привык. Оказалось, что человек ко всему привыкает. Даже к такому подобию жизни.
Пока не появилась эта наглая рыжая особа.
Хорошо, что два приступа подряд никогда не повторяются. Иначе я свалился бы прямо там, рядом с ее голыми коленками. Даже сейчас стоит вспомнить, как она лежала на земле – беззащитная,теплая, прикрытая слишком малым количеством ткани,и в глазах темнеет. Я успел забыл это чувство – острого желания к женщине. Конечно, потому что годами мне удавалось избегать любого нормального общения с ними!
Картина, стоящая перед глазами, даже сейчас не желала покидать голову. Длинные ноги, стройные бедра, упрятанные в полотно панталон, какие-то кружавчики и верeвочки, что так хотелось сорвать… Рисунок ребер из-под задравшейся сорочки. Очертание груди, натянувшей ткань, и просвечивающиеся соски… Тонкие ключицы… Шея… Приоткрытые губы… Испуганные, широко распахнутые глаза…
То, как она удирала, я тоже увидел, а лишь потом метнулся на свою половину. Вот только разбуженное желание никуда не делось, я даже подумал на миг, что мог бы… Проклятье! Да ничего я не мог бы! Ударил кулаком по стене, радуясь отрезвляющей боли. Потряс головой, пытаясь избавиться от мучающих образов. Кто бы мог подумать, что меня так накроет от вида женских коленок? Когда-то к моим услугам были все красавицы Кронвельгарда. Любая сочла бы за честь быть со мной.
Снова влепил костяшками по каменной кладке.
Хватит вспоминать! И прошлое,и эту… рыжую. Любимца столицы больше нет, а наглая захватчица отправится восвояси так быстро, что и пискнуть не успеет!
«От вас разит на весь Ированс!» фраза застряла в голове ощетинившимся ежом. Поднял руку, понюхал себя, раздумывая, когда последний раз мылся. Получалось, что давненько. Да уж, запустили вы себя, истренсли! Горячего водопровода в доме не было, а греть холодную – лень. К тому же и к лучшему! Не собираюсь радовать иструЛэнг приятными запахами! Я вообще не собираюсь ее радовать.
Свалил в корзину все тряпки, что ночью вытащил из комнаты девушки. Надо признать, это было довольно забавно. Рыжая, оказывается, во сне сопит, как щенок. Пнул корзину сапогом, снова разозлившись. На пол вывалилось что-то полупрозрачное, светлое, с бантиком. Я брезгливо, двумя пальцами поднял ЭТО, поднес к глазам. Чулок. Женский. Светло-бежевый. С голубыми ленточками.
Сглотнул, пытаясь не думать. И не представлять, как это будет выглядеть на женской ноге. Швырнул чулок обратно в корзину. Подхватил двустволку. Надо сходить на склон, поохотиться, сухие запасы закончились, вяленое мясо – почти. Да и надоело, хочется свежатины.
Проверил патронник и вышел из дома.
ГЛАВА 5
– Это же твои платья! – воскликнула Линк.
– Да, – я мрачно смотрела на корзину, размышляя, надо ли перестирать все вещи заново. По всему выходило, что надо, стоило представить, как этот дикарь их лапает… Фу! Но стирать все заново! Да за одно это я готова его возненавидеть ещё больше!
Морщась, вывалила одежду на покрывало, решая, что делать. Вроде бы все на месте, за исключением… Нахмурилась, снова перерывая разноцветную кучу тканей. Точно! Нет чулка! А это моя любимая пара, с голубыми бантиками! К тому же единственные тонкие чулки, вторые – грубые, из шерсти. И во т - нет их! т злости я чуть зубами не заскрипела.
– Мерзавец!
Зачем ему мой чулок? Что он будет с ним делать? Краска прилила к щекам от этих ужасающих мыслей. Духи, ну за что мне все это?
Отправив Линк завтракать, я оделась и со вздохом отправилась снова стирать. Ничего. Истр ещё пожалеет, что связался со мной! Пыхтя от негодования, я перестирала всю одежду и даже покрывала и занавески, что обнаружила сложенными в шкафах. Так что вскоре все веревки и поверхности были заняты мокрой тканью, благо, солнце светило почти по–летнему. Линк вертелась рядом, напевая себе под носом и пытаясь мне помогать.