Дикарь
Шрифт:
– Ты сошел с ума! – я прижала к себе ребенка. – Ты сошел с ума!
– Хорошо бы так, – он устало потер переносицу. – Иначе девочка умрет.
– Она умрет, если свалится с крыши, как ты советуешь!
Хенсли сжал зубы, яростно глядя на меня.
– Ты слышишь, что я говорю? Линк – эйлин! Все сходится… Может, она потерялась тогда, когда они шли к Багровой Скале… Может, что-то случилось. Но девочка осталась у людей, у бродячей труппы. До семи лет эйлины не отличаются от людей. Но потом у них вырастают крылья. Пробуждается их сила… Их магия! И чтобы крылья
– Ты предлагаешь мне кинуть ребенка вниз? – дрожащим голосом пробормотала я. Меня колотило от чувств : растерянность и страх, почти паника не давали дышать.
– Ты это предлагаешь?
Я выкрикнула последние слова слишком громко, и Линк пр оснулась, распахнула глаза. Зеленые. О Духи, ее глаза стали зелеными!
– Я ничего не предлагаю, - Шерх ссутулился и сделал шаг назад. – Тебе решать. Осколки… Осколки - это окаменевшие и раскрошившиеся крылья эйлинов, Софи. Их магия,их сила. все думают, что это лишь красивые дорогие камушки…
Я судорожно глотала воздух. Эйлины? Крылья? Осколки? Я не могла поверить в это!
– Софи?
– тихо пробормотала крошка. – Южный Ветер замерз…
– Сейчас, моя девочка, - я судорожно схватила свою накидку, укутала худенькое тело ребенка.
– Так лучшe?
Линк тряслась в ознобе, лучше не становилось.
– Магия, запертая внутри, словно вечная мерзлота, Софи, – сказал Шерх.
– Линк не выдержит ее долго.
Моя голова кружилась, а руки тряслись. Я видела, что девочке стало хуже, значительно хуже. Но эйлин? О Духи, как поверить в это? Моя Линк просто ребенок, просто девочка с темными кудряшками и яркими глазами, внезапно изменившими цвет!
– Ты уверен в том, что говоришь? – я резко подняла голову, задавив панику. – Уверен?
– Я не вижу других вариантов, – процедил Хенсли. – Животные, что приходят к девочке, пробуждение природы, лето, наступившее раньше срока, мое состояние… Мне помог не гейзер, а Линк. Она с самого начала говорила мне о траве, но я идиот. Хотя кто будет слушать странные рассуждения ребенка? Я думал, она рассказывает свои сказки. она… Да. Я не вижу, кем бы ещё она могла быть…
Не видит, но что, если он ошибается?
На волосах Линк появился иней. ешение… какое трудное решение! И как тяжело его принять. Поверить, довериться, сделать этот ужасный выбор! Духи, как же это трудно!
Линк начала трястись в ознобе.
Я ахнула, подхватила ребенка и понеслась к заваленной лестнице. Не чувствуя ног, не видя тюков и дыр в ступенях. Линк обвила меня ладошками,и я ощутила, как холодна детская щека. Выше, выше… Толкнула дверь второго этажа, пробежала до пыльного, затянутого паутиной окна.
– Подожди, - Хенсли, оказывается, шел следом. Дернул раму без стекла, отбросил в сторону. А я поставила девочку на подоконник.
– Линк, - развернула к себе, улыбнулась как можно бодрее.
– Южный Ветер хочет летать, да милая?
– Да… – она недоверчиво встрепенулась.
– Софи любит Южный Ветер, – тихо сказала я.
– Очень любит. Ты ведь знаешь это?
– Южный Ветер любит Софи, - эхом отозвалась крошка. Раскинула ладони. И упала вниз.
Я закричала и закрыла глаза. Зажмурилась изо всех сил, потому что просто не могла посмотреть. А потом рядом тихо рассмеялся Шерх, и я не выдержала. В полуденном луче над Оливковой рощей сияла радуга, хотя дождя не было. Она мерцала и переливалась, а под дугой света парила девочка с крыльями за спиной. Два крыла – узкие, почти прозрачные, отражающие сияние. ни разрезали ткань платья, они раскрылись, чтобы с легкостью поднять к облакам маленького эйлина.
Крылья. У моей Линк есть крылья.
Я хлюпнула носом и осела на подоконник, прислонившись спиной.
– Когда эйлин первый раз расправляет крылья, на землю спускается радуга. Она будет летать пару часов, – тихо сказал Хенсли. А я обвила его шею руками и поцеловала. Крепко, жадно, почти кусая. Впилась в губы, облизала язык,тронула десна и зубы. И отступила.
Он не двигался и смотрел на меня, склонив голову на бок. И я улыбнулась.
– Не представляю, как я спущусь по этой лестнице, - пробормотала сипло из-за слез и поцелуя. – Я даже не понимаю, как забралась сюда! Хочешь чай с шоколадным эклером, Хенсли?
– Нет, – грубо сказал он.
– Я хочу тебя.
Вжал меня в свое тело, впечатался в рот требовательным поцелуем. Горячим. Обжигающим. Ужас пережитого все еще сотрясал мое тело, так что я вцепилась в Шерха, словно он был единственной моей опорой в этом мире. Я царапала губы о его щетину, я сходила с ума от нежности его языка… Мужчина дышал рывками и так же – рывками – дергал мою одежду, пытаясь коснуться кожи. Прижал меня к стене,торопливо касаясь языком, пальцами, всем телом… В этот раз никакого томительного узнавания, лишь жадное присвоение. Его – меня, мое – его… Мы вгрызались друг в друга со страстью и одержимостью зверей, заглушая стоны жадным соединением ртов.
Шерх подхватил меня, усаживая на поверхность, накрытую тканью. Мы оба приняли это за стол и вздрогнули, когда раздалось протяжное «дзынь!»
Клавесин! О Духи! Хенсли усадил меня прямо на клавиши, накрытые тряпкой!
– Шерх!
Дзынь!
– М-м-м?
Останавливаться он не собирался, вклинился между моих ног, стягивая вверх платья. Торопливо, жадно… Горячие мужские ладони уже исследуют мои бедра и дергают батист пантало…
Дзынь!
– Шерх! Я сижу на инструменте!
– Отлично, - выдохнул он мне в шею, прикусил кожу. – Сиди.
Сиди? О Духи!
От его прикосновений и поцелуев у меня кружилась голова,и хотелось только одного… му тоже. Соединение – жесткое и такое желанное потрясло обоих. Я застонала, откидывая голову и прогибаясь в спине. Дзынь-дзынь, пропел клавесин. Шерх глухо и сдавленно зашипел, словно все ещё пытался сдержаться. Но я уже царапала ему шею, я тянула за темные, неровно отрезанные пряди, я требовала большего! И с проклятием он начал двигаться, сильно и сладко, избавляя меня от страха и оставляя лишь наслаждение.