Дикари Гора
Шрифт:
— Меня послали на Ваши одеяла, Господин, — прошептала девушка, по-гореански, поднимая голову.
Я видел, что она ещё не была готова к седлу и хлысту. Но всё же, если я оценил её правильно, подготовка к этому не будет слишком долгой. Она была отличным рабским материалом.
Я мягко подозвал рабыню.
Робко девушка, на руках и коленях, подползла ко мне по траве. Когда она добралась до моего одеяла, я аккуратно взял её руками и, положил на спину около себя. Она была напряжена, но робко попыталась потянуться своими губами к моим, но я помещал,
— Я говорю на твоём языке, — сказал я ей, очень спокойно. Её глаза расширились. Я говорил с ней по-английски! Но я не позволял говорить ей.
— Это не особенно важно, — продолжал я, — но без моего разрешения Ты не имеешь права рассказывать об этом кому бы, то, ни было. Ты меня поняла?
Она кивнула, как она могла, моя рука неподъёмным грузом прижимала её голову к земле. Убедившись, что неожиданностей не будет, я убрал руку.
— Вы говорите на английском языке? — переспросила она, с любопытством.
— Да, — подтвердил я.
— Значит Вы здесь, чтобы спасти меня и других девушек? — прошептала она с надеждой. — О-о-о! — только и смогла выдохнуть рабыня, когда её голова была снова зажата, на этот раз моя рука держала её под подбородком, а мои пальцы сдавили щёки по обеим сторонам челюсти.
— Где твой ошейник? — строго спросил я.
— В караване.
— В караване, что? — переспросил я.
— В караване, Господин! — сразу исправилась девушка.
— Кто Ты?
— Мне сказали, что я — рабыня, — с трудом ответила она, моя рука, твёрдо удерживала её подбородок. — О-о-о! — послышался стон, её голова отклонилась ещё дальше назад, под властью моего сурового захвата.
— Кто Ты?
— Рабыня! — напряженно пробормотала она. — Я — рабыня, Господин!
— Ты всё ещё думаешь, — продолжил я допрос, — что Вас кто-то будет спасать?
— Нет, Господин, — сказала она. — Нет, Господин!
— Никакого спасения для тебя не будет. Ни для тебя, ни для любой другой на вашей цепи.
— Да, Господин, — шёпотом ответила она. — Мы — рабыни.
— Тебе удобно говорить о своём рабстве на родном языке? — поинтересовался я.
— Да, Господин.
Я пристально смотрел ей в глаза. Не выдержав, она отвела взгляд.
— Почему Ты решила, что я мог бы подумать о вашем спасении? — задал я ей вопрос.
— Разве Вы не с Земли?
— Когда-то был, — согласился я.
— Но ведь тогда, Вы должны сочувствовать к нашему тяжелому положению, похищенных с Земли и порабощённых женщин.
— Женщины Земли часто бывали порабощены, — начал я объяснять свою точка зрения. — Неволя не новинка для земных женщин, и их готовность для ошейника долгое время не оспаривалась. На Земле в этот самый момент множество женщин удерживаются в неволе вполне законно, и есть немало других, трудно представить их численность, кто находится в неволе тайно.
Также, всегда в истории человечества, как
— Да, Господин, — прошептала она сквозь сжатые челюсти.
Я убрал руку с её горла и лица. Она задыхалась, ей было жутко, но она лежала рядом со мной, не шевелясь. Грудь девушки поднималась, под тонкой тканью рабской туники.
— Теперь Ты можешь начать снова, — разрешил я. — Вернись к своему первоначальному положению. Можешь говорить по-английски.
— Да, Господин, — всхлипнула она. За тем она со страхом отползла от меня в сторону. Через мгновение она уже стояла на коленях, как она прежде, в нескольких футах от меня, на траве. — Господин, — обратилась она ко мне, как положено.
— Да?
— Я — рабыня. Меня послали на Ваши одеяла.
— Превосходно. Ты — симпатичная рабыня, — похвалил я.
— Спасибо, Господин, — покраснев, сказала она.
— Подход, Рабыня, — прозвучала моя следующая команда.
— Да, Господин, — проговорила она, и на руках и коленях, поползла ко мне.
Опять, как и в первый раз, я взял её на руки, и положил на спину, около меня.
— Я — девственница, — сказала она и покраснела.
— Я знаю. Результат проверки твоего тела, сделанный вскоре после твоего приобретения, Грант, твой хозяин мне сообщил.
— Да, Господин.
— Такая информация является общедоступной среди рабовладельцев, — пояснил я.
— Да, Господин.
Я взял ткань её рабской туники, и, перебирая между пальцами, сказал:
— Это — тонкая, слабая ткань.
— Да, Господин.
— И она хорошо Тебя показывает всем окружающим.
— Да, Господин.
— А ещё, у Тебя симпатичные ноги.
— Спасибо, Господин.
— Ты — напряжена, — заметил я.
— Простите меня, Господин.
— Ты знаешь, что с тобой будет сделано сегодня ночью? — спросил я.
— Я должна быть лишена девственности, — прошептала она.
— Это — смехотворно. Это — абсурдно. Скорее Ты должна быть вскрыта, действие, которое, в случае рабыни, в интересах всех мужчин.
— Да, Господин.
— И это вряд ли будет болезненным, но если и будет, то боль будет кратка, и чувствовать Ты будешь её недолго.
— Я понимаю.
— Но если Ты хочешь почувствовать, в некотором смысле, необычность момента, то мы можем завтра, перековать в ланцет один ножей Грант.
— Я поняла, — задрожав, прошептала она.
Это казалось мне лучше, чем предоставить решение этой проблемы дикарям. Они имеют склонность быть нетерпеливыми в таких вопросах, даже с их собственными женщинами. Самодельный ланцет, стерилизовавший в кипящей воде, казался мне предпочтительней, чем заостренная кость кайилиаука или того хуже обструганный колышек.