Дикари Ойкумены.Трилогия
Шрифт:
– Совершенно верно. Я чувствовал остаточные судороги клейма Валерия Флавия. Угасая, оно искало потерянных рабов. Не коллантариев – рабов. И замечу, потерянных недавно. Что скажете, госпожа скептик?
– Это естественно.
– Для обычного помпилианца. Но не для коллантария! Мы живем без рабов. Умри мы сейчас, нашим клеймам некого будет искать.
– Первый выход? – предположил Лентулл.
– Я спросил об этом у Умслы. Он ответил: нет. По его словам, погибший Флавий был опытным коллантарием. Но я стоял над телом Флавия и чуял ложь. Вудуны не могли знать, что мы, помпилианцы, слышим клейма
– Вывод? – хрипло бросила Юлия.
– Нам подсунули липового коллантария. Валерий Флавий был помпилианцем, но он никогда не бывал в колланте. Его убили и подложили к остальным мертвецам для комплекта. Возникает вопрос: какой же помпилианец был в составе неудачливого колланта?
– Или не помпилианец. – Юлия умела быстро строить логические цепочки. – Нашу роль в колланте выполнял ктото другой. Возможно, поэтому коллант и распался. Никакой ракшаси не было и в помине. Дымовая завеса, отвлечение внимания. Эксперимент – коллант без помпилианца – закончился крахом. Вы правильно сделали, что собрали нас, полковник.
Глава восьмая
Крысобой бьет первым
I
– Рядовой Антоний!
– Я!
– Рядовой Аврелий!
– Я!
– Рядовой Балбин…
В училище такой архаичной дурью, как перекличка, никто не маялся. Там курсанты выходили на построение через турникет со сканером. Командир, глянув в служебный планшет, сразу видел, кто отсутствует. Проще, быстрее и надежнее. Здесь, в учебке либурнариев на варварском Сечене, сканер был один – на КПП. В остальном – «условия, максимально приближенные к полевым», как выразилась обердекурион Ливия Метелла, зачисляя Марка в учебную манипулу. Стылый, насморочный ветер продувал плац насквозь. По небу неслись грязносерые клочья облаков, цепляясь за верхушку флагштока. Имперский штандарт с орлом громко хлопал: огрызался как мог. Над орлом, отменяя полет на веки вечные, клубилась беспросветная муть. Мир тонул в мороси, дурной и зябкой. Марк поежился. В выданной ему форме имелся примитивный контур обогрева, но включать его при плюсовых температурах запрещалось. Экономия энергии? Чтобы жизнь медом не казалась, как обещал военком?
– Рядовой Кацелий!
– Я!
– Рядовой Ноний!
– Я!..
Глотка у обердекуриона Ливии Метеллы была луженая. На месте начальства Марк давно бы охрип. А ей хоть бы хны! Суровая женщина. Окажись Ливия родной сестрой обердекуриона Горация, Марк бы не удивился. Клонируют их, этих обердекурионов? Что мужчины, что женщины: на вес чугуна, плац под ногами прогибается. Скрутит в бараний рог и лба не утрет. Слабый пол, он же прекрасный – нет, такие глупости не про Ливию. Рядом с Метеллой военком, рубленный топором, сошел бы за скрипача в шестом поколении. Марк рискнул представить декурионшу в вечернем платье – декольте, рюши, бриллианты. Затем в постели – пеньюар, страсть, жаркие объятия. Воображение отказывало. Иные рождаются в сорочке, Ливия Метелла родилась в мундире.
– Декан Прастина!
– Я! – гаркнули Марку в ухо, обдав мелкими брызгами слюны.
Брезгливо поморщившись, Марк чутьчуть повернул
– Чего пялишься, придурок? Стоять смирно!
Делать замечания в строю не положено. Даже если ты старше по званию, а боец действительно нарушает дисциплину. На то есть командир, стоящий перед строем. Но декан Прастина не мог упустить случая. Решив, что одних слов недостаточно, он пнул Марка в щиколотку носком армейского ботинка. Стоишь, боец? Правильно, стой и терпи. Привыкай. А попробуешь вякнуть…
– Рядовой Тумидус!
– Я!
– Головка от штыря. – Второй пинок в щиколотку.
– Центурия, ррравняйсь! Смиррна! Ррравнение на середину!
Четко печатая шаг, обердекурион Метелла двинулась на доклад к оберманипулярию Фульгинию, начальнику учебки, ждущему в центре плаца. Получив третий пинок, Марк удостоверился, что в его сторону начальство не смотрит, и повернулся к лопоухому декану.
– Молодой человек, – внятно, как слабоумному, сказал Марк, – сделайте так еще раз, и я сломаю вам нос. Вам все ясно?
Он отвернулся прежде, чем до Прастины дошел смысл сказанного. Спиной Марк чувствовал, как растерянность декана сменяется осознанием невозможности, фантастичности проступка новобранца, как горло Прастины перехватывает от гнева, возмущения и, чего греха таить, страха…
– Господин оберманипулярий! Первая центурия построена. Отсутствующих нет. Докладывала обердекурион Метелла.
– …Вторая центурия… Отсутствующих нет. Докладывал…
– Виват, бойцы!
– Виват, господин оберманипулярий!
Ливия Метелла чтото почуяла. Стоя навытяжку рядом с оберманипулярием – справа и на шаг позади, – она буравила взглядом строй. Прастина сдулся: шарик, из которого выпустили воздух. Рыпаться на глазах у чугунной декурионши было смерти подобно. Марку послышалось бессильное шипение: «Ничего, урод! Сквитаемся…»
Квитайся, подумал Марк. Размажу тебя по стенке, и будем квиты.
– Первая центурия! В медблок шагооом марш!
– Опять колоть будут, ммать!.. – зло процедили сквозь зубы.
– Достали уже. Все руки в синяках…
– Вторая центурия! Приступить к занятиям по строевой подготовке!
– Везет, блин…
Марк припомнил свои первые «солдатские» инъекции. В сравнении с болезненными уколами муштра казалась за счастье.
– У них – после обеда. Никуда не денутся…
– Ррразговорчики в строю! Левой! Левой!
Маршировала центурия через пеньколоду. Солдаты сбивались с шага, выравнивались – подошвы гулко впечатывались в плац – и сбивались вновь; звук дробился, горохом отскакивал от нанобетона…
– Подтянись, слизняки! Ногу! Ногу держать!
Мальчишки, думал Марк. Маменькины сынки. Сколько они в учебке? Два, от силы три месяца. Против моих трех лет в училище, даже больше чем трех. Рядом с салагами Марк видел себя мужчиной – взрослым, пожившим. Съел пуд соли, стоптал уйму ботинок…
Хотя ботинки из армированного скиноморфа еще попробуй стопчи!