Дикари Ойкумены.Трилогия
Шрифт:
Многому ли научишь людей на ходу? По крайней мере, самые азы либурнарии усвоили. Марк мог бы собой гордиться, но он слишком вымотался для этого.
Внезапно конвой встал.
– В чем дело? Привал?
Якоб Ван дер Меер, маркиз этнодицеи с Ларгитаса, приподнялся, опершись руками о носилки. Когда он вытянул шею, тщась разглядеть, что происходит впереди, стало ясно, за что маркиза прозвали Белым Страусом. На Ломбеджи он собирал материал для академии и, на свою беду, увязался с местными на охоту. При наличии регенератора охромевший маркиз бегал бы по джунглям уже через неделю. Но вот незадача:
Шаману маркиз доверял слабо.
Регулярных рейсов на Ломбеджи не было. Академия слать корабль не спешила. Зато она исключительно вовремя связалась с помпилианскими ВКС, прося забрать исследователя с планеты, – что наводило на мысли о хорошей работе ларгитасской разведки.
Все это, кроме последнего вывода, неунывающий маркиз успел поведать своим носильщикам: опциону Змею и декуриону Жгуну. Складные носилки были оснащены антигравконтуром, для Змея со Жгуном ларгитасец весил не больше пятнадцати килограммов, но вызвать угрюмых либурнариев на ответный разговор маркизу не удалось. Похоже, обоих тяготила не столько ноша, сколько болтовня Ван дер Меера.
– Так в чем же дело?!
– Не могу знать. – Марк поспешил в голову конвоя.
«Этот трепач нас сдаст, – думал он по дороге. – Вернется на Ларгитас или в миссию Лиги здесь, на Ломбеджи… И растрезвонит на всю Ойкумену. С другой стороны, начальству виднее. Приказали забрать Ван дер Меера – забираем и не паримся лишнего. Пусть у командования голова болит. Наверняка они все утрясли заранее…»
– Что у вас тут?
– Сидят, – констатировала очевидное Метелла. И указала на головную колонну ботвы, полным составом сидевшую на тропе.
Марк, зацикленный на своем, хотел спросить, пробовали ли поднять ботву кнутом, и понял, что вопрос глупый. Конечно пробовали.
– Сейчас встанут.
К ним подошел оберцентурион Крыса.
– Был у меня похожий случай. – Крыса снял с пояса «паникер». Отрегулировав излучатель, он переключил уником на общую связь. – Авангард, внимание. Скоро вас догонит головная колонна. Организуйте следование в прежнем темпе.
И нажал на спуск.
Конвой остановился на закате, выбравшись на плато.
Проводники отыскали ручей, и ботву повели на водопой. Либурнарии набрали воды и себе, прогнав ее через портативные биофильтры. Сбив ботву в плотную группу, соорудили загон, подключив переносные эмиттеры силового поля к армейскому накопителю. Накопитель был заряжен под завязку, энергии с запасом хватало до утра. Самый любопытный из проводников коснулся искрящей «стены» – и заорал, схватившись за обожженную руку.
Удачно вышло, оценил Марк. Теперь не сунутся.
Назначенные Крысой дежурные отконфигурировали узкий проход в заграждении и стали кормить ботву – одну тридцатку за другой – пищевыми брикетами. Ботва рыдала и есть отказывалась. Либурнарии были вынуждены продемонстрировать съедобность брикетов, непривычных для дикарей, и вскоре дело пошло на лад. Спасибо антигравам: без них кормильцы не унесли бы такую
Марк протянул маркизу саморазогревающуюся банку с армейским интенсивпайком:
– Пользоваться умеете?
Маркиз фыркнул: не учи ученого.
– Я буду охранять вас до двух часов ночи. После двух меня сменят.
Марк присел возле костра, расправляясь со своим пайком. За спиной деликатно чавкал Ван дер Меер. Чувствовалось, что ему не впервой ночевать под открытым небом. Маркиз, подумал Марк. Я – Марк, а ты – маркиз. У нормальных людей ты бы звался профессором. Или доктором. Марк коечто знал о Ларгитасе, поведенном на аристократизме светил науки.
– Этнодицея, – спросил он. – Что это значит?
– Этнодицея… – Забросив пустую банку в кусты, маркиз удобней пристроил сломанную ногу и застегнул спальник на две трети. Наружу торчали плечи Ван дер Меера и голова. – Это наука о правах народов. Вы в курсе, молодой человек, что ваши действия противоречат законам Лиги?
– Я выполняю приказ, – отрезал Марк.
– Приказ. – Маркиз еле слышно рассмеялся. Белый Страус был похож на квохчущую курицу. – Конечно же приказ! Вы неверно меня поняли. Меньше всего я собираюсь вас воспитывать или препятствовать вашей службе. Я – наблюдатель, исследователь. Я и сейчас исследую – например, вас.
Марк подбросил веток в костер.
– Вы выбрали неудачный объект. Я вполне зауряден.
– Не скажите! Вы уникальны, как любой помпилианец. Вы дважды уникальны как профессиональный военный. В юности я писал работу о вашем трехступенчатом уровне восприятия себе подобных…
– Что вы имеете в виду?
Маркиз подался вперед:
– Почему бы вам не изнасиловать одну из пленниц? А, молодой человек? Уверяю, среди них есть хорошенькие. Она не будет сопротивляться. Здесь это не принято…
– Что вы себе позволяете?!
– Извините, это был маленький эксперимент. Демонстрация разницы в восприятии. Вы оскорбились моим предложением, потому что видите во мне равного. Вас разозлил я. Само предложение вас не оскорбило. И не потому, что вы офицер. Не потому, что вы носитель высокой морали. Для вас идея переспать с пленной ломбеджийкой и идея совокупиться с дуплом дерева – примерно одно и то же. Бред, не заслуживающий внимания. Я для вас свободен, а значит, достоин ответных эмоций. Чернокожая пленница – ботва. Не удивляйтесь, я в курсе вашего жаргона. Ботва – переходная стадия между человеком и рабом. Живое, как дерево, и не более того. Трахнуть деревяшку и пленницу – для вас это равнозначно. Знаете, как вы орудуете кнутом? Деловито, умело, равнодушно. Вы работаете с ботвой, а не издеваетесь над людьми. Увидь вы ботву во мне, и я не сумею вас обидеть самыми дикими предложениями.
Марк зевнул:
– Это вы называете ступенями восприятия?
– Да, молодой человек. Свобода делает меня равным вам. Плен превращает ломбеджийку в ботву. Клеймение превратит ее в раба. Во всех трех случаях ваше отношение к объекту будет принципиально разным. Вы не в силах это изменить. Эволюция научила вас видеть в человеке раба, но лишила возможности видеть в рабе человека. Освободив когото, вы просто вернетесь на первую ступень. Позвольте, я вам процитирую из Штильнера…
Маркиз прикрыл глаза, вспоминая: