Дикари
Шрифт:
Молодая женщина подъехала к дому в маленькой повозке, запряженной двумя лошадьми. Она сама управляла, а конюх, как слуга, стоял сзади, на подножке. Она отдала ему поводья и вышла из повозки. Дверь перед ней сразу открылась, так как рабы-привратники постоянно находились за деревянной решеткой и следили за тем, кто приближается к дому и что происходит на улице. В атрии к ней вышла красивая рабыня Оцеллина, главная горничная Ценис, супруги Вителлин. Манчиния спросила у нее, где хозяин. Молодая девушка ответила, что хозяин в саду, читает, сидя под деревьями, и протянула ей щеку для поцелуя,
Потом Манчиния вышла из атрия и пошла в сад. Дядя Вителлий сидел на скамейке со спинкой в окружении всевозможных пергаментных свитков и связок папируса, которые лежали не только на низком столике, но и на земле.
Он поднял глаза, услышав шаги Манчинии по гравию, и улыбнулся ей.
– Садись рядышком, моя дорогая, – сказал он, откладывая свиток, который держал в руке. Эту же руку он положил на бедро молодой женщины, как только она села. – Великие боги! Как ты красива! – не удержался он. – Каждый день прибавляет тебе блеска. Не уважай я добрые нравы, поухаживал бы за тобой до тех пор, пока бы не сдалась...
– Дядя! Какой опасный разговор! – смеясь, вскричала Манчиния. – Вы же знаете, что я вас очень люблю... И я не смогла бы огорчить вас.
– Ну, мы до этого не дойдем, – улыбнулся он, почтительно взяв руку племянницы. – Мы не позволим себе распущенности, которая царит в этом городе. Многие старики порицают нынешние нравы. Будто никогда раньше, при республиканском правлении, не существовали легионы рогоносцев и педерастов! Ценис возмутилась бы, узнав, что подобное произошло между тобой и мной, и я бы потерял предоставленную мне свободу спать со всеми нравящимися мне девушками, рабынями конечно. Она сама толкает их ко мне в объятия...
– А если не узнает? – пошутила Манчиния.
– Хм! – сказал Вителлий. – Об этом всегда становится известно... Не искушай меня! Я ведь, как ты, не могу долго сопротивляться искушению. Да и на что я тебе! Тебя и так осаждают со всех сторон, с тех пор как ты приехала сюда...
– Да, действительно, кандидатов много!
Вителлий понимающе смотрел на нее:
– Я знаю даже, что через несколько дней ты уезжаешь в Остию и в твоей жизни произойдет событие, ну, скажем... историческое! Светоний вынужден будет упомянуть о нем в своей хронике...
Манчиния рассмеялась во все горло:
– Ты в курсе! Хотя меня ничем не удивишь. Именно потому, что ты знаешь обо всем, что происходит в императорском дворце, я и приехала к тебе...
Она посмотрела вокруг, как будто хотела удостовериться в том, что никто не услышит их разговора. Место уединения Вителлия находилось на значительном расстоянии от дверей и окон дома. Соседнего здания было практически не видно, кроме крыши, за высокими деревьями сада.
– Так-так! – сказал Вителлий. – Быстро же ты стала настоящий римлянкой – интересуешься интригами
– Послушай, дядя... Ты знаешь Суллу, нашего соседа. Патрокл много раз говорил тебе о нем – тот, который вдруг стал наследником Менезия?
– Конечно, моя дорогая. История с завещанием Менезия наделала много шуму...
– Но это еще не все, дядя... О нем говорили вчера вечером во дворце в присутствии Цезаря. Некто утверждал, что завещание фальшивое.
– Ничего удивительного, – спокойно сказал Вителлий. – У вашего галльского друга появились враги. У Менезия их было тоже предостаточно.
– И другие с ним соглашались. Я не знаю его имени, но я уверена, что ты знаешь...
– Какой он?
– Худой, очень высокий, короткие седеющие волосы, – волосы также торчат из ушей, рот поджат...
– У него большое кольцо?
– Да, точно! Кольцо с камнем темного цвета.
– Им может быть только Метий. Метий Помпозиан. Он был префектом в Иллирии[62], а теперь вернулся попытать счастья у трона... – Вителлий заговорил тише: – Он входит в окружение Домициана...
– Ты хочешь сказать, в окружение брата Цезаря?
– Конечно.
– А как ты думаешь, почему он так не любит Суллу?
Вителлий вопросительно посмотрел на свою племянницу.
– А ты, Манчиния, – спросил он, снова беря молодую женщину за руку, – почему так интересуешься этим галлом? – И прежде чем Манчиния открыла рот, чтобы ответить, Вителлий, улыбаясь, тремя поднятыми пальцами закрыл красивые губы племянницы, как бы заставляя ее промолчать. – Не трудись, – улыбнулся он. – Я избавляю тебя от признания, которое ты уже совсем готова мне сделать... Знаешь ли ты, что твой голос, которым ты только что спросила меня, почему Суллу не любят, и выдал тебя?
Маичиния закрыла лицо руками.
– Да, дядя. Я не знала, что со мной может такое случиться. Патрокл его очень любит и еще больше уважает. Еще во Вьенне толкнул меня к нему в объятия по причинам, тебе известным. Я спала с ним, потому что больше не могла терпеть. Но теперь совсем другое дело... Я влюблена.
– Очень, очень влюблена, не так ли?
Манчиния два раза кивнула. Вителлий увидел слезы в ее глазах. Манчиния, красивая и чистая молодая девушка, девственницей вышла замуж за Патрокла, этого любителя мальчиков. Но теперь и к ней пришла любовь.
Стараясь скрыть охватившее его волнение, Вителлий рассмеялся:
– Что же ты будешь делать? Как ты скажешь тому, кого любишь, о поездке в Остию?
– Я не скрывала от него. Сказала, что поступаю так, желая защитить его от врагов...
Вителлий посмотрел на свой сад, розарий. Вон голуби что-то клюют у кустов красного шалфея, посаженного накануне садовниками на аллее.
– Видишь ли, Манчиния, мы пережили времена Калигулы и Нерона только потому, что я не участвовал в интригах и старался как можно меньше находиться в Риме. Именно поэтому я и отправил вас в Галлию, а не потому, что Патрокл был невыносим и расточителен, как все думают... Конечно, со времен Веспасиана и при теперешнем Тите, гуманисте, нам больше нечего бояться. Но все-таки лучше остерегаться. Завтра вдруг мы узнаем о неожиданной смерти Цезаря...