Дикая фиалка Юга
Шрифт:
Помогла одна из моих преподавательниц, пристроила меня в тепличное городское хозяйство рабочей в теплицу. Агрономов там хватало своих. Агроном тех трёх теплиц, где я работала, дама весьма преклонных годов, твердо дала понять, что с этой должности ее только вынесут вперёд ногами, ибо у нее есть детишки и внуки, исправно заглядывающие к ней в гости два раза в месяц - в день зарплаты и в день пенсии.
Но главная проблема была в том, что старушка не признавала новшеств, работала по старинке. И добиться от нее смены сортов, установки новой системы полива и подкормки удавалось только главному агроному под угрозой увольнения. От нее я научилась, пожалуй, главному - держать язык за зубами и засовывать свое мнение сами знаете куда. И что клиент всегда прав. Сказал -
С жильём тоже помогла та же преподаватель. Но она честно предупредила:
– Виола, там настоящий клоповник и комнатка небольшая. Коммуналка. Но плата за нее как раз тебе по карману. А материалы для ремонта комнаты мы с хозяйки выбьем!
Оказывается, хозяйка комнаты, дама лет сорока ухитрилась как-то охмурить двоюродного брата преподавательницы и выскочить замуж за него и за его трёхкомнатную квартиру, оставшуюся после родителей. Себя она называла предпринимателем. Но при первом же знакомстве с ней и комнатой стало понятно, что Галина Степановна «предпринимает» на ближайшем рынке обычной торговкой. Крутые пергидрольные кудряшки, свирепо-голубые тени и перламутровая сиреневая помада на губах, невысокий рост и громкий голос.
Когда я увидела первый раз комнату, предлагаемую к сдаче, мне чуть плохо не стало прямо там. Грязные, свисающие клоками со стен обои, щелястый, ободранный пол. Грязное, мутное окно с открытой форточкой, куда могла протиснуться только очень худая кошка. Какие там стеклопакеты! Краска на раме вся свернулась струпьями. С потолка свисала на витом электропроводе одинокая тусклая лампочка. В комнате присутствовали обшарпанная кровать с матрасом, на котором были подозрительные жёлтые пятна, полированный некогда стол, весь в оспинах от ожогов сигаретами и кругами от горячей сковороды. Колченогий стул, деревянная табуретка. И монструозного вида платяной шкаф, издания годов этак сороковых-пятидесятых прошлого века. Одну из ножек шкафа заменяли два кирпича, зеркало отсутствовало, как данность, только место под него сохранилось. У двери древняя вешалка под верхнюю одежду. Деревянная дверь изнутри закрывалась на мощную щеколду, снаружи - на амбарный замок. Не дай Бог, упадет на ногу - перелом обеспечен!
Видя мой ужас, Галина Степановна нехотя согласилась приобрести обои, клей, краску для потолка и масляную. И выдать необходимые инструменты. Ну и что-нибудь для улучшения интерьера. Уговорив комендантшу нашей студенческой общаги не выгонять меня ещё с неделю, я приступила к работе и ремонту. Ценой неимоверных усилий и километра нервов от ругани с соседями (им не нравилось, что пахнет краской), я осилила сей труд по очистке Авгиевых конюшен. Галина Степановна, видя мои титанические усилия, расщедрилась на потёртый палас, пожелтевшую тюль и две побитые жизнью кастрюльки и сковороду.
Палас я, чихая и кашляя, вычистила щеткой, тюль отбелила и подкрасила синькой. Купив морилку, закрасила все подряпины на столе, кровати и шкафу. Матрас, вместе с колонией мирно проживавших там тараканов, выбросила на помойку. Купив китайский карандаш "Машенька", написала везде приветственные слова для тараканов, не всегда печатные. То ли карандаш был не подделкой, то ли слова матерные помогли - но тараканы в мою комнату заходить побаивались. На что, презрительно скривив губы, сосед Генка, местный алкаш-сантехник из ЖЭКа, сказал:
– Ишь ты, брезгливая нашлась!
Его поддержал и второй сосед, Петрович, пенсионер и пьяница с тем же стажем. Подняв вверх грязный палец с криво обстриженным ногтем, он важно изрёк:
– Культурная она! Ик…
А третья соседка, Калерия Львовна, старушка восьмидесяти трёх лет, ничего не сказала. Она вообще редко выходила из своей комнаты, а из посетителей у нее была только работница собеса. Бабка считала себя блокадницей, хотя ее в годовалом возрасте вместе с матерью вывезли из Ленинграда в первой же волне эвакуации, ещё в конце июля сорок первого. На основании этого требовала к себе почтения и уважения, и считала, что все вокруг тут "понаехали", чтобы урвать от ее благ кусочек чего-либо. Хотя и Генка, и Петрович были коренными петербуржцами. Петрович так даже и родился в этой квартире, а Генку сюда определила его бывшая супруга после развода, купив убитую комнату. И мы теперь периодически слушаем душераздирающие истории про "стерву Катьку, которая живёт припеваючи с двумя детьми в отдельной квартире на его шикарные алименты в десять тысяч рублей". Тут он начинал подсчитывать, сколько же бухла он мог бы купить на эти деньги, неизменно сбивался в подсчётах и начинал плакать пьяными слезами.
В наследство от хозяйки мне достался микроскопический холодильник, стоявший на кухне. Но после того как оттуда за ночь таинственным образом исчезла кастрюля супа, пара магазинных котлет, они, конечно, условно съедобны, но всё-таки! И замороженный куриный окорочок. Правда, кастрюля никуда не исчезла, она стояла в холодильнике, пустая и грязная. Петрович с Генкой, на голубом глазу, развели руками.
– Прости, закусить нечем было!
Мне даже стало интересно, как они закусывали сырым мороженым окорочком. Но холодильник я перетащила в свою комнату, чем вызвала праведный гнев соседей. И в первую же ночь поняла, почему холодильник жил на кухне. Потому что двигатель для этого холодильника и трактора К-700 делали на одном заводе, в одном цеху и даже по одним и тем же чертежам.
Вот поэтому я и не спешила домой. Можно было пройти прямо по проспекту, потом свернуть вглубь квартала к своему дому. Вы не поверите, но этот клоповник стоял чуть ли не в центре города. Два шага - и вот набережная Обводного канала. Таких домов в глубине квартала, за красивым фасадом нарядных домов, хватало. Построенные в начале века, чуть подремонтированные сразу после войны, надо же было куда-то расселять людей - из квартир срочно делали коммуналки и селили людей. Недавно начали такие дома сносить и на их месте строить сверкающие высотки. Несколько домов уже расселили, теперь же следующие ждали своей очереди на снос. Наш дом тоже входил в эту программу, но когда это случится - никто не знает.
Глава 2
Пока же я хоть и не торопилась, но шла домой. Кроме проспекта, был ещё путь через пустые дворы. И я, со своим бараньим упрямством, поперлась, конечно же, через дворы. Днём прошел небольшой дождь, а к вечеру подморозило, и теперь узкая тропинка покрылась льдом. Шла я осторожно, глядя под ноги, да и смеркаться уже начало. Поэтому я не сразу увидела некую тень, выступившую из подворотни. Но вот когда эта тень рванула у меня сумку с плеча - увидела. Поскольку сумка у меня висела наискосок через плечо, то сразу ее не сорвешь, разве что вместе с моей шеей. Наркоман (а кто бы ещё мог пойти на такой глупый поступок?), выглядел тщедушным и невысоким, хотя они редко поражают воображение солидным телом, так что я ещё вполне могла побороться с ним за свое имущество. Что я и успешно проделала, выдернув сумку из рук горе-грабителя.
Но я не подумала о том, что их может быть двое. Поэтому сильный удар чем-то твердым по затылку стал для меня неожиданностью. В голове полыхнуло красным, горячим, а потом все заволокло чернотой. И я уже не видела, как торопливо обшаривают мою сумку с несчастной тысячей в кошельке, проверяют карманы, небрежно отпихивают ногой мой нищенский ужин, выпавший из пакета…
*****
Приходила я в сознание медленно, как будто выплывала из глубины. Попыталась открыть глаза - темнота вокруг. Вот где я испугалась, почти до обморока - я что, ослепла? Но потом, проморгавшись, поняла - темнота, потому что ночь вокруг. Голову простреливало болью, вызывая в мозгу опять те самые красные, горячие всполохи. Но и спина болела тоже. Лежала я на чем-то твердом и покачивающимся. Я испугалась - еще немного полежу на холодной земле и могу замёрзнуть напрочь. В лучшем случае, сильно простудиться.