Дикая лошадь под печкой
Шрифт:
Один лишь Бродяга морщился:
— Ну, может, это кому-то и нравится… Только не мне. Моряцкая бодрая песня куда лучше.
И он затянул:
— «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там…»
— Тише ты, — остановил его Якоб Борг. Панадель, оскорблённый, умолк.
А потом ещё вышла девочка в красном нарядном платье. Бродяга толкнул Якоба в бок.
— Кто такая? Ты её знаешь?
— Да, это Катя, девочка из нашего класса, — ответил Якоб.
— Симпатичная, — сказал Панадель.
— И вовсе ничего
— Да? А мне нравится. — Панадель почему-то казался довольным.
— Ну и бери её себе, — фыркнул Якоб.
— А чего ты так злишься, не понимаю? — удивился Бродяга. Катя, девочка в красном
платье, стала читать стихотворение. Ужасно длинное. В нём оказалось целых двадцать две строфы и после каждой строфы ещё вроде припева. Всё стихотворение было про то, что кому-то кто-то очень нравится, но он скорее откусит себе язык, чем скажет про это хоть слово.
И припев после каждой строфы был такой:
Про эту тайну никому Я даже слова не скажу.Учительница уговаривала Катю найти для концерта другой стишок, покороче, но та не послушалась. Ей нужен был только этот, со всеми двадцатью двумя строфами и двадцатью двумя припевами.
После третьей строфы Панадель толкнул Якоба Борга в бок:
— Ты ничего не замечаешь?
— А чего мне замечать? — сказал Якоб.
— Она всё время глядит на тебя.
— Ерунда! — фыркнул Якоб. Он с интересом рассматривал носки своих ботинок.
— Ну, не знаю, — проворчал Панадель. — Может, я слепой, а может, она немного косит.
И замолчал. Но когда девочка в красном платье пятый раз повторила, что никому не скажет про свою тайну ни слова, он снова толкнул Якоба в бок:
— Знаешь, мне кажется, я догадался про твой ужасный секрет.
Якоб ничего не ответил. Кое-кто в зале уже оборачивался к нему. Опустив голову, он в бешенстве рассматривал свои шнурки. А Катя, не отрывая от него глаз, благополучно дочитала до конца все двадцать две строфы вместе с припевами.
Потом все вышли на школьный двор. Там были развешаны цветные фонарики и воздушные змеи. Угощались жареными колбасками, лимонадом. И все танцевали. Только Якоб Борг, Панадель да осёл Хвостик стояли в сторонке и смотрели на остальных. Правда, Катя, девочка в красном платье, подошла было пригласить Якоба, но он мрачно пробормотал, что вообще не танцует.
Бродяга положил руку ему на плечо и сказал сочувственно:
— Ничего не поделаешь, дорогой, она в тебя влюблена. Якоб презрительно фыркнул:
— Меня это не интересует.
— Интересует… не интересует… — Панадель возвёл к небу глаза. — Я-то знаю, как это бывает.
— А что, она кому-нибудь говорила, что влюблена? — полюбопытствовал Хвостик.
— Это не обязательно говорить, и так
— Ай-яй!
— Да, Хвостик. У влюблённых что-то есть такое в глазах.
— В глазах? — испугался осёл.
— Ну да, что-то такое странное. Как будто им что-то хочется съесть.
— Какой ужас! — содрогнулся Хвостик.
— Наоборот, бывает даже приятно. Я сколько раз был влюблён.
— Тогда хорошо, — немного успокоился осёл.
— А ещё, — сказал Панадель, — влюблённые всё время держатся за руки. Наверное, боятся, как бы их не унесло ветром.
— Ах беда какая! — У Хвостика от сочувствия даже шёрстка на спине стала дыбом.
— Да что ты всё пугаешься? Я же говорю, иногда это очень даже приятно. По себе знаю. — Бродяга мечтательно посмотрел на небо. — Когда влюблён, всё становится сразу другим. Солнце светит — ты думаешь: как хорошо! Дождик льёт — ты радуешься. Снег идёт, гром гремит — ты всё равно счастлив. Представляешь?
— А Катенька и Принц Понарошку — они что, тоже влюблены друг в друга? — спросил осёл.
— Откуда ты взял?
— Они всё время держатся за руки. Вот посмотри. Катенька и Принц Понарошку в самом деле танцевали, держась за руки, и молча друг на друга глядели.
Бродяга почесал в затылке.
— Может, ты и прав, Хвостик. Тогда это многое объясняет, — сказал он почему-то с обидой.
— У них есть что-то эдакое в глазах?
— Издалека не разглядишь.
— Ладно, кончайте болтать глупости. — Якоб сердито встал. В глазах у него стояли слёзы. Он повернулся и побежал домой.
Хвостик удивлённо глядел ему вслед.
— Чего это он ушёл? Праздник ещё не кончился.
— Боюсь, Хвостик, он тоже влюблён, — сказал Панадель. — А влюблённые всегда вытворяют глупости.
— Что делать? — растерялся осёл.
— Ничего страшного, — успокоил Бродяга.
И они с Хвостиком выпили ещё по стакану лимонада и съели по жареной колбаске. А сами смотрели, как другие танцуют, и думали, что в мире всё-таки много странного и удивительного.
Когда вечером все вернулись домой, Якоб Борг уже лежал в постели. Он не спал, не читал, не разговаривал, и лучше было его не трогать. Только смотрел на потолок, как будто там показывали что-то интересное.
— Какой был праздник! — вздохнула Катенька. — Как все замечательно выступали!
Бродяга недовольно покачал головой:
— Нет, праздник без моряцкой песни — это всё равно что велосипед без звонка. Да ещё это длиннющее стихотворение.
— Какое стихотворение? — не поняла Катенька. — Я никакого стихотворения не слышала. Понарошку так чудесно играл…
— Стихотворение было такое длиннющее, что его нельзя было не услышать, — возразил Панадель.
— Он играл как никогда.
Катенька сияющими глазами посмотрела на Принца Понарошку, и Принц Понарошку сияющими глазами посмотрел на неё.