Дикий, дикий запад
Шрифт:
– Они основали общину. Свободную, как говорят. Устроились неплохо, в Змеиной ложбине, там аккурат деревня вымерла, то ли от оспы, то ли от краснухи, то ли просто вырезали. Но орки из этих мест всяко откочевали. После-то пытались вернуться, но община отбилась. Да…
– Живут своим правом.
Что-то спокойствия эти новости не добавляли.
– Верят в пророка… но так-то люди тихие, безобидные, если к ним не лезть.
– А…
– Вот, - тонкий палец, правда, без маникюра вновь ткнул в снимок. – Видите? У
– На шее?
Чарльз склонился над фотографией. На шее у потенциального родственника и вправду было какое-то пятно, но его Чарльз, говоря по правде, принял за обыкновенный дефект печатной пластины.
– Это хвост Великого Змея. Всем мужчинам, которые прошли посвящение, наносят рисунок.
На столе появилась лупа, которую Чарльзу протянули весьма вежливо. А он и отказываться не стал. Правда, толку-то… снимок, отпечатанный не на самой лучшей бумаге, был крупным, зернистым, и пятно даже под лупой пятном осталось.
– Еще на руке, вот, тут виднее… - девица повернула фотографию. – И белая лента на шляпе. Если по отдельности, то оно, конечно, совпадением быть может.
– И главное, рожа знакомая, - осклабился нелюдь. – Я его точно видел.
– Кто не видел.
Девица тоже оскалилась, правда, в отличие от родственника зубы у неё были целыми, да и клыки не выпирали. Что не могло не радовать.
– Это один из сыновей пророка. В прямом смысле слова, - она плюхнулась на табурет, который вновь заскрипел, но к величайшему удивлению Чарльза, не стал разваливаться. – У пророка семьдесят пять жен.
– Сколько? – вот теперь Чарльз по-настоящему удивился.
Он и с одной-то… то есть, не с женой, счастливого брака удалось избежать неимоверными усилиями, хотя надо полагать, что теперь матушка удвоит усилия. И думалось об этом… не слишком радостно.
А тут семьдесят пять…
– Вообще-то все женщины общины считаются его женами, - нелюдь сцепил руки на груди. – Он может призвать к себе любую, которая понравится.
– И их… мужья?
– Будут рады, а уж если та понесет… впрочем, все дети общины считаются детьми пророка.
Чарльз закрыл глаза, успокаивая гнев и силу, что в последнее время колобродила. Не иначе, от нервов.
– Но на самом деле он всегда точно знает, в ком есть кровь Великого змея. И да, своих дочерей он берет в жены в первую очередь.
– Это же…
– Это свободная община, - сказала девица и поморщилась. – А еще у них есть пушка, маги и ружья, потому их, конечно, недолюбливают, но воевать…
– Все одно кроме пушки, магов и ружей там взять нечего.
– И… как быть?
Почему-то подумалось, что предыдущий его план, явиться и потребовать сестру, не выдержит столкновения с реальностью.
– Подумать надо…
– И матушку спросить, - сказала девица, почесав щеку. – Матушка точно знает…
…а если обратиться к шерифу? Должен же быть в этом захолустье
…там, дома, ему доходчиво объяснили, что Августа – особа совершеннолетняя, вольная поступать так, как ей самой заблагорассудится, а потому искать её полиция не станет.
Что-то подсказывало, что здесь ответят примерно то же.
Может, правда, не столь вежливо.
– А знаете… - чудовище громко хлопнуло в ладоши. – Приходите-ка к нам вечерочком. На ужин. Там и потолкуем, заодно матушка чего сподмогнет.
Не было печали.
Но вежливость требовала согласиться.
Прежде Эдди как-то вот не спешил тянуть в дом всяких там… нет, притащил однажды щенка с перебитой лапой, потом еще сокола, которого сам выходил. Котенка горной пумы.
И так, по мелочи. Но это же другое.
– Гость? – матушка, если и удивилась, то виду не подала, но взгляд её, полный задумчивости, обратился на меня. – Милисента, мне понадобится помощь.
Вот уж не было печали.
Нет, я не против готовить. Я даже умею. Мамаша Мо, которую, что характерно, тоже в дом притащил Эдди и случилось это лет десять тому, меня хорошо учила. Но вот… одно дело сварить похлебку и лепешек напечь и совсем иное маяться дурью, выготавливая чего-нибудь этакого.
Впрочем, с кухни меня скоро отослали.
Готовиться.
Ага. Можно подумать, я – рисовый пудинг, которому выстояться надо. Только разве с матушкой поспоришь? И к чему оно? Раз спровадили, я и пошла.
Не к себе.
К Эдди.
– Чего думаешь? – братец отыскался, как и следовало ожидать, на конюшне. Огромная, она предназначалась для двух десятков лошадей, но ныне в ней стояли жеребец Эдди, на редкость пакостливая и кусучая скотина, моя Гроза и матушкина Сметанка, да еще ослик, на котором мамаша Мо ездила в город.
Эдди вздохнул.
И глянул на меня искоса. Виновато так… вот что-то мне не нравится ни взгляд этот, ни внезапно прорезавшееся его гостеприимство. А еще запах, ибо пахло на конюшне не только лошадьми да сеном. Крыша еще когда проседать стала, но в дальнем углу. Теперь еще и мокро там, и опорные столбы подгнивать начали. И по-хорошему надо бы конюшню разобрать, снести лишнее, переложить стены.
Заговорить от крыс и прочей мелкой пакости, которая явно где-то гнездо свила. Я потянула воздух, пытаясь уловить это вот ощущение. И пальцы сложила, позволив выбраться искре силы.
– Не спали, - проворчал Эдди.
– Не спалю… девке конец.
Он опять вздохнул.
А чего тут вздыхать-то, когда все ясно? Встречалась я с этим самым пророком, который объявил себя потомком Великого Змея. Случайно вышло, но все знают, что он по осени является в город да не просто так, у Бетти с ним договор, ибо не просто так собирает она в своем борделе сироток.