Дикий сад
Шрифт:
— Тебе это зачем?
— Просто скажи, что ты имел в виду.
Фаусто вздохнул:
— Послушай, об этом моему отцу рассказал на следующий день дядя Гаетано.
— О чем?
— О том, что его, когда он шел на виллу, едва не сбили с ног убегавшие немцы.
— Так Гаетано сказал?
— Своему дяде.
Адам ненадолго задумался.
— Значит, он пришел позже. Когда все случилось, его там не было.
— Дело давнее. Кто знает, что на самом деле случилось? Да и кому это надо?
— Мне.
Фаусто подался вперед:
— Послушай меня. Дела
— Почему ты решил, что я не знал их раньше?
— Что?
— Почему ты думаешь, что я не знал Доччи раньше?
— Ты сам сказал.
— Я не говорил.
— Говорил.
— Нет.
— Porca l'oca! Посмотри на себя! Посмотри! Окатил бы я тебя водой, да колодец пересох. Я ведь предупреждал. Предупреждал? Возьми себя в руки! Ты ведешь себя как сумасшедший. Не трогай их. Оставь.
Адам хотел сказать, что пробовал, пытался — и даже не раз, — но не смог. Теперь у него больше не оставалось выбора.
— Маурицио убил Эмилио? — спросил он без обиняков.
— Я на этот вопрос отвечать не стану.
— Почему?
— Потому. Откуда мне, черт возьми, знать?
— Но ты считаешь, что это возможно.
— Все возможно.
— Думаю, так оно и было.
— И что дальше?
— Думаю, что смогу это доказать.
— И что дальше?
— Ты не веришь в правосудие?
Фаусто презрительно усмехнулся:
— Ты рехнулся. А теперь уходи. Я серьезно. Уходи. — Он даже встал, показывая, что не шутит. И не пожал протянутую руку. Адаму ничего не оставалось, как повернуться и уйти.
Глава 22
— Синьора, вы проснулись?
— Да.
— Я открою ставни?
— Спасибо, Мария.
— Поспать удалось?
— Немного.
— Антонелла звонила. Купила рыбу на обед.
— Что за рыба?
— Какая разница? Она же знает, что я не люблю готовить рыбу.
— Вряд ли Антонелла сделала это тебе назло.
— У меня ничего не получится. Я только все испорчу.
— Насколько я знаю, ты ничего еще не испортила.
— Кроме того кабана в шоколадном соусе.
— Да, это было ужасно. Но с тех пор прошло уже лет двадцать.
— Двадцать три.
— Я рада, что ты это пережила.
— Маурицио с Кьярой приехали.
— На виллу заходили?
— Нет, сразу проехали к ферме.
— Надо пригласить их на обед.
— Антонелла уже пригласила.
— Вот как?
— Мне Кьяра нравится.
— Мне тоже. Где Адам?
— Уехал на велосипеде.
— В такую жару?
— Я в нем ошибалась.
— Ты только меня не жалей.
— Синьора?
— За все время, что мы знаем друг друга, я ни разу не слышала, чтобы ты признала свою ошибку.
— Он не дурак.
— Нет. Но молод и, значит, наивен.
— Ему двадцать два в следующем месяце.
— Он сам тебе сказал?
— Я видела его паспорт.
— Рыться в вещах гостей неприлично.
— Я убирала в его комнате. Паспорт лежал на комоде.
— Тогда ты прощена.
— Думаю, я ее запеку.
— Извини?
— Рыбу, синьора.
Глава 23
Вечер превратился в настоящее испытание.
Прежде всего, потому, что обед устроили в его честь. Такого рода вещи всегда напрягали Адама. Некоторые дети прямо-таки раздувались от ощущения собственной значимости на своих днях рождения; другие краснели, даже если задували все свечи с первой попытки.
Во-вторых, его посадили напротив Маурицио, а Гарри и Антонелла вернулись из Флоренции, пропустив по два коктейля, и беспричинно хихикали, как влюбленные подростки. И уж конечно, не помогло то, что теперь он наверняка знал: кто-то из присутствующих — сидящих за столом или прислуживающих — роется в его бумагах.
Адам знал это потому, что устроил ловушку: расположил строго определенным образом блокноты — постороннему могло показаться, что они небрежно брошены на стол, — направил шариковую ручку, лежавшую на стопке писчей бумаги, точно на левый угол верхнего листа. Просто, но действенно. В последний момент он взял чистый листок, написал несколько слов и положил между бумаг. Послание гласило: Я знаю, что вы роетесь в моих вещах.
Человек, занимавшийся этим, хорошо заметал следы. Хорошо, но не очень. Блокноты лежали слишком аккуратной стопкой, ручка была чуть сдвинута. К счастью, под подозрения не попала Антонелла — он устроил ловушку после их с Гарри отъезда во Флоренцию, а вторжение случилось еще до их возвращения.