Дикий. Его неудержимая страсть
Шрифт:
Глава 33
Матвей
Нога с силой давит на педаль газа. Дневной город проносится мимо, пока я, уперевшись вытянутыми руками в руль, смотрю прямо перед собой. Капли дождя врезаются в лобовое и, разгоняемые дворниками, разлетаются в разные стороны. Ощущение, что меня разодрали на ошметки. Резко окунули в ледяную воду и оставили подыхать на морозе. Тело покрылось коркой льда и окоченело.
Ни хрена не верю, что Рина ушла. Единственное, что заставляет внутри все еще теплиться жизни, это полные слез глаза моей девочки. Наверное, только поэтому я силой не вытащил её из квартиры. Блядь,
Провожу рукой по лицу, пытаясь сложить в голове, как вообще все это произошло. Я же для нее в первую очередь прусь, чтобы не отказывала себе ни в чем. Чтобы жила так, как она того достойна, и больше никогда в жизни не экономила. Да, долги и все дела, немного закопался, последнее время сильнее, чем раньше, но разве аж настолько, чтобы дойти до такой степени?
«Я тебя хотела. Тебя»… «Нас нет больше, Матвей. Нас нет».
Ладонь с силой ударяет по рулю. Второй. Третий. Хочется развернуть тачку назад, вернуться, схватить Рину, утащить домой и доказать, что мы есть. Нас просто не может не быть априори.
Она и я — это же навсегда, блядь, и никто и ничто не может этого разрушить, вот только кажется, я сделал это сам и даже не заметил.
Закопавшись в мыслях, внезапно понимаю, что лечу на красный, но останавливаться поздно. Машину справа тоже замечаю в последний момент. Внутри все деревенеет и подбирается к самому горлу. Топлю педаль тормоза в пол на максимум и со свистом покрышек разворачиваю тачку боком, надеясь, что если влечу, то хотя бы не лбом. Мир вокруг проскальзывает на сто восемьдесят градусов под ошалелый звук сигналок. Повезло, что второй водитель тоже оказался умелым или просто ехал в разы медленнее, потому что нам каким-то чудом удается разъехаться. Максимум, что я слышу — это отборный мат в свой адрес из приоткрытого окна.
Сердце бомбит как одурелое, не веря, что обошлось. Костяшки пальцев белеют от силы, с которой я впечатался пальцами в руль. Пульс дубасит в затылке, пока я, все еще стоя прямо на перекрестке, откидываю голову на подголовник и прикрываю глаза.
Пиздец… ещё бы немного и…
«Может, хватит гнать так вперед?» сказала как-то Рина, «Стоит сделать паузу, остановиться и просто жить?»
Неужели я и правда так загнался?
Со всех сторон начинают недовольно сигналить проезжающие, я же, обхватив руль, разворачиваю Порше в нужном направлении и валю домой.
Скинув куртку на кресло, беру из бара бутылку виски со стаканом и падаю на диван. Обжигающая жидкость стекает в желудок, пока я обвожу глазами пустую квартиру. Отсутствие Рины ощущается на каком-то физическом уровне. Если раньше я приходил, зная, что она спит в спальне или к парам готовится, то сейчас четко осознавая, что в комнате пусто, пусто стало и в самой квартире. Как будто все в ней вдруг потеряло важность. Допив первую порцию виски, наливаю себе вторую и, залпом опрокинув еще и ее, бесцельно утыкаюсь глазами в место, на котором раньше находился стол. После того, как Рина разбила его битой, мы даже не успели заказать другой.
Помню, как
А она взяла и ушла!
Стакан, треснув в моей ладони, распадается на осколки, впиваясь острыми краями в кожу. Блядь. Стряхиваю стекла на пол, разворачивая к себе исполосованные руки. Кровь несколькими каплями падает на пол, но боли почти нет. Да и боли я никогда не боялся. Я любил эту суку, всегда напоминавшую, что я живой. Поэтому и на ринг выходил. За дозой своей боли. За тем, чтобы нанести ее и другим, таким же на голову отбитым, как и я. Уже забыл, как это, а когда две недели назад снова впустил ее в себя, такой кайф испытал нереальный. Яркий, острый, но проходящий. Его словно пощупать можно было. Хотелось еще. Ведь у меня объективно получается лучше остальных.
Кулаки с силой сжимаются, вдавливая пальцы в свежие раны.
Телефон наяривает в который раз за день. Миха звонит и пишет, а я ночью будто рехнулся, с цепи сорвался искать Ри и так ему еще ни разу не набрал. Дом вверх дном перевернул, думал, она туда поехала, но тщетно. Лана только следом ходила, повторяя «Что случилось?» да «Что случилось?» и выбешивая ещё сильнее.
Пришлось подружку ее прессонуть, и та испуганной ланью выбежала ко мне из кабинета на перемене, стоило Рине ей перезвонить. Я знал, что она позвонит позже, поэтому и ждал как придурок, чтобы эта Ася не расслаблялась и не забыла о том, что боится меня. Почему только? Я ее лично никогда не трогал. Девчонка нормальная, в глаза своему Данилу заглядывает и больше никого вокруг не замечает, кроме Ринки моей. Поэтому против нее я никогда ничего не имел.
Телефон снова взрывается входящим, и на этот раз трубку я уже беру. — Да?
— Кэш, твою мать! — яростно выдыхает Миша. — Ты где вообще? Все нормально?
— Ненормально. Дома я, — зажав телефон плечом, иду в ванну и, открыв кран, смываю кровь с рук.
— Что ненормально? Что случилось? Я, блядь, уже и к тебе приезжал, и клубы все проверил. Ты никогда так не пропадал.
— Может стоило?
— Что стоило?
— Ничего. Что ты хотел?
— Тебя же сегодня пригласили к Трембовецкому. Забыл? Сам говорил, что будет отлично заручиться его поддержкой, и пропал. Его секретарша уже телефон обрывает, а я понятия не имею, что ей говорить. Пойдешь?
Поднимаю голову и смотрю на себя в зеркало.
— Пойду.
— Отлично. В семь вечера в «Amadeus».
Скинув вызов, бросаю телефон на стиралку и краем глаза замечаю стакан с одной зубной щеткой. Инородное гребаное пятно вызывает болевые ощущения в легких, словно в них ржавых гвоздей насыпали и на каждом вдохе они врезаются в ребра. Снова перевожу взгляд на собственное отражение, уже через секунду треснувшее на расползающиеся полосы от удара по зеркалу кулаком.