Дикки-Король
Шрифт:
Отец Поль крайне редко присутствует на полуденных завтраках. Он позволяет группе вариться в собственном соку. Дает прорасти хорошему и злому, контактам и соперничеству, добрым зернам и сорнякам.
Сегодня всех сразу охватило почти лихорадочное возбуждение. Не успели еще рассесться, как Фитц объявил:
— Отец разрешил впустить их. Они в сосновой роще.
— Вот здорово! — восторженно воскликнула Жижи без всякой задней мысли. — Мне просто больно было видеть этих несчастных братьев в поле, на самом солнцепеке.
Члены «Флоры», не участвовавшие в экспериментальной поездке, спрашивают (одни простодушно, другие — не без лицемерия):
— Кого?
Им
— А, фанатов… Как интересно!
— Заблудшие братья… — с великодушным видом произнесла Рене.
— Если Дикки присоединится к «детям», фанаты сделают то же самое, — сияя от радости, заявила Жижи. — Это потрясающе.
— Каждого нового брата следует принимать одинаково радостно, — пробормотал Этьен, принесший из кухни большое блюдо с рисом. За ним шел Робер с салатницей, наполненной аппетитным овощным рагу. Роберу около пятидесяти, но, будучи очень моложавым, он примкнул и с величайшей легкостью приспособился к более современному и более космическому видению мира отцом Полем. Он никогда не покидает замок, никого не критикует, не пытается добиться каких-либо преимуществ за счет своего давнего пребывания в группе и всегда готов выполнить задания по мытью посуды или работе на кухне. Загорелый, невысокого роста, он носит очки. Должно быть, Робер немножко гурман — недостаток, в котором его никто и не думает упрекать, потому что все едят с гораздо большим аппетитом, если готовит он.
— Да, — весело подхватил он, — было бы потрясающе принять одним махом всех этих новых братьев! И какой выигрыш для нашего хора! Кажется, он весьма мил, этот певец!
— Очень может быть, — согласилась Грейс.
Англичанка Грейс в прошлом была балериной. Она пожертвовала карьерой ради того, чтобы поселиться в замке и преподавать ученикам индийскую пластику. Джон, ее муж и бывший импресарио, последовал за ней. Детей у них нет. Не с легким сердцем Грейс согласилась на то, чтобы ее назначили в группу сопровождать турне. Аплодировать Жанне, Кати и Минне не так-то легко, если ты танцевала в Ковент-Гарден и занималась на курсах Прани Бахагата.
— Всему надо учиться, — вздохнула она, намекая на свой жизненный опыт.
— Совершенно верно! — воскликнула Рене. (Она деликатно положила себе три ложечки риса и одну овощей, но не ест.)
— Поэтому и мне очень понравилось в турне, — лепечет Жижи, обладающая отменным аппетитом. — Все это так непохоже на нас! И вместе с тем у нас столько общего!
— Неужели? — с отсутствующим видом любезно спросил Этьен. Но все вокруг начинают оживленно обсуждать эту проблему.
— Я этого не понимаю, — несколько обиженно сказала Грейс.
— Они по уши погрязли в земном…
— О, все-таки нет… Те, кто находится здесь, самые бедные, самые преданные…
— Что означает «преданные», когда говорится об этих людях?
— Это другой мир, — вынужден признать Никола.
— Мир слепцов!
— Слепые имеют право искать света, и наш долг вести их к свету, — наставительно заметила Мари-Жанна.
— Да будет свет! — воскликнул Фитц, цитируя песню Дикки, и рассмеялся. — Они выглядят смешно, по-дурацки, когда щелкают своими зажигалками! Эти парни даже не подозревают, о чем идет речь! Они даже отдаленно не представляют себе, что такое внутренняя сосредоточенность!
— А ты полагаешь, что уже ее достиг? — резко спросил Франсуа.
— Я знаю, что еще не достиг второго уровня, — согласился Фитц, жадно
— Если Отец принял его, значит, на то есть основания.
— Отец наверняка будет его готовить.
— Все-таки, — заявил Тони, — этот Дикки — символ тоталитарного капитализма, ведь он олицетворяет все то, что мы решили отвергнуть, разве нет? Но едва он приехал, как все засуетились, а его жалкие дружки допущены к нам, разве это справедливо?
— Справедливость тоже буржуазное понятие, — отрезал Франсуа.
— Разве Отец может ошибаться? — вмешалась в разговор Мари-Жанна. — Если даже он ошибается, то разве мы можем предвидеть, какие плоды это принесет?
— Пусть эти люди дебилы, но могут стать нашим орудием, — сказал Франсуа.
— Очень правильно! — снисходительно согласилась Рене.
А Хайнц утвердительно кивнул.
— Иисус не признавал элиту, — заметила Мари-Жанна.
— Будда… — начал Этьен и замолчал, устремив глаза в пустоту, словно читая там продолжение возникшей мысли.
В спор вступила Грейс. Благодаря своей причастности к искусству она считает себя некой жрицей, по-особому просветленной. Когда она вещает, Джон записывает.
— Это так же верно для искусства, как и для души, — заговорила она своим хорошо поставленным голосом. — Хвала богу также сквозит в… как вы его называете? — буррэ? Это что, крестьянский танец? — как и в «Лебедином озере», если исполнитель правильно ориентирован… Мне многое дали безумные дервиши, вы знаете, после того периода, когда я наблюдала в жизни только смешное.
— Ты, Грейс, сказала правильно ориентирован, — начал Никола. — Мне кажется, это самое важное. Ориентация — вот истинный смысл наших действий, подлинная ценность. Нет дебилов среди познавших истинный свет, дебил — тот, кто отказывается его искать.
Он тут же пожалел о своих словах, в которых прозвучала критика Франсуа. Быстрота, с которой тот отреагировал на них, подтвердила догадку Никола.
— Разумеется, братец мой! У меня вырвалось неудачное слово! Скажем так, у этих фанатов… все порывы и чаяния остаются на уровне индивидуального. Они хотят увидеть солнце, но занимают место прямо против стены, а не у окна. То же самое происходит с каждым из нас всякий раз, когда мы ограничиваемся только формой.
В общем, идолопоклонством.
Кстати, осталось всего две минуты, сейчас пробьют огромные часы, и Мари-Жанна, кажется, заранее вздрагивает от их звона.
— Бригада А! — кричит она.
Эта бригада работает на земле, в огороде, и эту неделю она руководит ею.
— Бригада Б! — кричит Тони.
Эта бригада трудится в ткацких мастерских.
— Бригада В! — тихо произносит Этьен. Это творческая бригада, которая будет рисовать модели одежды, заниматься музыкой, предаваться гармонической гимнастике под руководством Рене, чья очевидная неспособность к этому опирается на помощь Грейс. Бьют часы. Одна за другой три группы выходят, колоннами направляясь к месту своих занятий. Теперь никто больше словом не обмолвится, за исключением необходимых указаний, вплоть до шестичасовой медитации. На ней отец Поль назовет нескольких счастливцев. Они смогут вернуться в свои кельи когда им вздумается, иногда их приглашают на ужин к отцу и там позволяют объедаться мясом и напиваться допьяна. Таково здесь правило — быть свободным от всего, даже от установленной дисциплины.