Диктатура сволочи
Шрифт:
Отсюда — русский социализм поднял знамя «трудящихся всех стран», а верхушка коммунистической партии ленинского призыва представляла собою истинное вавилонское столпотворение: были и русские, и евреи, и поляки, и татары, и грузины, и Бог знает, кто еще. Верхушка гитлеровской партии состояла только из немцев. Правда, немцы были тоже какие-то сомнительные, не совсем Райхсдейче, а сам Гитлер германцем и вообще не был. Но, во всяком случае, германский социализм, — в соответствии со всей тысячелетней традицией германского народа, — сразу принял шовинистический характер: раса господ.
Россия Третьего Коммунистического Мирового Интернационала, «родина трудящихся всех стран», к концу войны превратилась в запретную страну для всех трудящихся всех остальных стран. Первое в
Германия в конце концов была переполнена иностранцами. Именно германская армия стала поистине армией интернационала: кроме легальных вассалов Гитлера, там были и полулегальные — испанские, французские, бельгийские и прочие добровольные дивизии. Почти любой поляк имел возможность принять германское подданство ценой вступления в армию — во многих случаях это было равносильно спасению и я не слыхал о поляках, которые спасали бы свою жизнь таким путем. Были даже русские дивизии — чем не интернационал?
Хозяйственное различие между СССР и Третьим Рейхом это первое, что бросается в глаза даже поверхностному наблюдателю. Двадцать два года советского властвования — от 1917 до 1939 года — до начала Мировой войны, привели Россию к поистине неслыханному разорению. Шесть лет гитлеровского властвования вызывают споры еще и сейчас. Немцы, ныне сидящие на скудном оккупационном пайке, рассматривают довоенное шестилетие, как время неслыханного расцвета: безработица была ликвидирована, марка была стабилизирована, строились дороги и дома. И ничто не было разорено.
Причины ликвидации безработицы можно искать в общем смягчении мирового кризиса. Я думаю, это будет недостаточным объяснением. Можно искать и в гитлеровском, «плановом хозяйстве». На тему о кризисах, безработице и процветании имеется, кажется, около полусотни разных теорий. Я предлагаю пятьдесят первую. Надеюсь, что она не будет глупее первых пятидесяти.
Тихий грабеж
Российская социал-демократическая партия во главе с товарищем Лениным захватила власть и разогнала Учредительное Собрание. Страна ответила гражданской войной. Мирное завоевание оказалось невозможным. Интеллигенция объявила всеобщую забастовку, рабочие железных дорог угрожали транспортной забастовкой, в столицах сразу стало нечего есть, а на всех окраинах стали формироваться зародыши будущих армий Деникина, Колчака, Юденича, Чайковского и прочих. «Буржуазия» бросала все и бежала — кто за границу, кто в Белые армии.
Немецкий проф. Шубарт в своей книге «Европа и душа Востока» скорбно и иронически пишет: «Когда Наполеон взял Берлин — немцы стали навытяжку, когда он взял Москву, русские подожгли свою столицу». Лев Толстой в «Войне и Мире» мельком описывает деревенского лавочника, который вчера бил своих баб за панические слухи, а сегодня, узнав, что Наполеон действительно приближается, поджег свой дом со всем своим скарбом и ушел в лес: «решилась Расея».
Психология вытяжки и поджога сказалась и в двух внутренних завоеваниях: немцы стали перед Гитлером во фронт, в России загорелся тридцатилетний пожар. Гитлеру подчинились даже и Гогенцоллерны, в России отказал в подчинении Ленину даже мужик. В России Гражданская война прошла до последнего таежного закоулка, нацистам пришлось выдумывать «завоевание власти», полученной совершенно мирным путем. Окончательные результаты подсчитывать еще рано.
Германская и русская, раньше и французская революции, проявили необычайный «динамизм» — тенденцию к мировому утверждению своей идеи. Историки в этих случаях говорят о «стихии», о «горении», об «энтузиазме» и о всяких таких само собой понятных вещах. Мне кажется, что во всех этих «стихиях» основную роль играет все-таки стихия грабежа.
Комиссары французского конвента Францию успели ограбить дочиста. Комиссары русского политбюро — Россию. Комиссары национал-социализма успели подобрать
Всякие революционеры воспитываются в страхе и ненависти и им трудно представить себе, что где-то есть легкомысленные люди, которые не испытывают перед ними, революционерами, ни ненависти, ни страха, которые принимают их, революционеров, не очень всерьез и вовсе не собираются ни судить, ни вешать. Жадность и страх толкают «стихию» на идейную экспансию в мировых масштабах.
Здесь все перепутывается в один клубок: вооружение толкает на экспансию и экспансия требует вооружения. Здесь труден первый шаг, дальнейшее идет автоматически, и, что самое страшное, — неизбежно.
Гитлер и Геринг успели ограбить подданных Третьего Рейха так, что подданные этого и не заметили. Девяносто миллиардов вложены в орудия. Девяносто миллиардов вопиют к небесам о процентах. Что случилось бы с Гитлером и Ко, если быв один прекрасный день удалось созвать мирную конференцию и подписать некий всеобщий договор о разоружении? Тогда пришлось бы перековывать орудия — во что именно? Тогда пришлось бы переписать векселя национал-социалистического государства — но на чье имя? Кто взял бы на себя оплату этих чудовищных векселей? Кто вернул бы шестидесяти миллионам вкладчиков их кровные пфеннинги и марки? Только война, и только победная война, открывала новые Эльдорадо. И только война давала выход из политики тихого грабежа.
В России обстановка сложилась, несколько иначе и грабеж носил несколько иной характер. Я не знаю — врожденное ли это качество или воспитанное, но русский человек питает некоторое безразличие к материальным благам жизни. За последние пятьсот лет страна переживала иностранные нашествия в среднем раз в пятьдесят лет. После таких нашествий, естественно, возникали явления инфляции, девальвации, дефляции и прочих таких вещей. В промежутках между нашествиями случались и другие неприятности, в значительной степени вызванные перенапряжением всех сил народного организма, например, гипертрофия правительственного аппарата. Было и крепостное право, которое ограничивало накопительные тенденции обоих сторон: и мужика, и барина. Мужику не было никакого смысла копить, пока существует крепостное право, все равно барин все отберет. А когда оно перестанет существовать, я все равно все отберу у барина. На такой же точке зрения стояло и дворянство: пока есть крепостной мужик — можно содрать с него, а после него — все равно потоп! Вооруженный разбойник отберет у меня всю мою портативную наличность и бросит меня на произвол судьбы. Вооруженный энтузиаст отберет у меня не только наличность, но и недвижимость и затем, под угрозой ножа, заставит молиться своему уродскому богу, а если я стану молиться не очень убедительно зарежет и меня без всякого расчета на дальнейшее извлечение из меня какой бы то ни было прибавочной стоимости. Я не хочу восторгаться Аль-Капоне. Но я предпочитаю его и Сталину, и Гитлеру — даже и вместе взятым. Вопрос о выборе между Сталиными Гитлером решается в зависимости от личных и национальных вкусов.
История русского социализма очень похожа на подвиги тех египетских коров, которые съели все и не насытились. Сейчас, впрочем, не особенно благоденствуют и немецкие социалисты. Но у немецких социалистов был все-таки период материального благоденствия — у советских его никогда не было. В СССР царствует некоторое равенство нищеты, этакая спартанская дисциплина завтраков, обедов и ужинов, сапога, штанов и кепок, жилплощади, распределителей и Лубянок — равенство общего бесправия и всеобщей нищеты. Верхи — сыты, низы — вечно голодны, «среднее сословие» качается между сытостью и недоеданием.