Директива Джэнсона
Шрифт:
– Хорошо, – подчинился Дерек Коллинз. – Работа была проведена очень тонкая. В высшем руководстве ливийской разведки есть один человек… который время от времени работает на нас. Некий Ибрагим Магхур. Официально это плохой человек. И мы хотим с ним расправиться. Он стоит за взрывом бомбы на дискотеке в Западной Германии, убившей двоих американских военнослужащих. Магхура связывают и с Локерби. [65] В настоящее время он активно помогает исламским террористическим группировкам во всем мире.
65
В 1988 году над шотландским
– И при этом работает на Америку, – заметил Джэнсон. – Боже! Этот тип должен гордиться собой.
– Как я уже сказал, это очень деликатное дело. С подобным мы столкнулись, когда охотились на Али-Хассана Саламеха.
У Джэнсона пробежали по спине мурашки. Али-Хассан Саламех был крестным отцом кровавой бойни на Мюнхенской олимпиаде 1972 года. При этом именно через него в течение нескольких лет ЦРУ поддерживало отношения с Организацией освобождения Палестины. Это было в то время, когда Соединенные Штаты официально не признавали эту организацию. Однако тайные контакты помогали обеспечивать реальную помощь американским солдатам, расквартированным в Ливане. Своевременная утечка информации о заминированной машине или готовящемся покушении позволяла спасти жизни нескольким американцам. Возможно, цель оправдывала средства, но в действительности это была настоящая сделка с дьяволом. Джэнсон вспомнил строки из Второго послания к Коринфянам: «Какое общение может быть у праведности с беззаконием? И что общего у света с тьмой?»
– Так, значит, этот ливиец – наш ливиец направлял Халифа? – спросил Джэнсон, чувствуя боль в сердце. – Какая ирония судьбы, что одного из самых опасных и кровавых террористов на земле обманули трижды.
– Понимаю, что надежды на успех призрачны, но мы хватались за любую соломинку, – сказал Коллинз. – Проклятье, да мы до сих пор готовы пойти на все. Я хочу сказать, если вам придет мысль, как использовать Халифа, – действуйте. Но проблема остается: мы никак не можем выйти на Демареста.
– В то время как он, – вставил системный аналитик с дряблым лицом, – похоже, находит нас без труда.
– Из чего следует, что, кроме как на вас, нам больше надеяться не на кого, – повторил президент Берквист.
– Вы были его лучшим учеником, Пол, – сказал Коллинз. – Взгляните правде в глаза. Вы были бок о бок с ним в нескольких операциях, вам известны его слабые места, странности его характера. Он был вашим первым наставником. И, Джэнсон, разумеется, в оперативной работе вам нет равных.
– Лестью вы ничего не добьетесь, – стиснув зубы, произнес Джэнсон.
– Пол, я говорю искренне. Считайте это признанием вашего профессионального мастерства. Вы лучший из лучших. Никто не сравнится с вами в изобретательности и находчивости.
– Кроме… – начал было высказывать вслух свою тревогу Дуглас Олбрайт, но передумал.
– Да? – настоял Джэнсон.
Взгляд человека из РУМО был безжалостным.
– Кроме Алана Демареста.
Глава тридцать шестая
Красивый негр из Западной Африки, с аккуратно уложенными серебристыми волосами, со сверкающими в лучах заходящего солнца золотыми запонками, задумчиво смотрел из окна своего кабинета на тридцать восьмом этаже, ожидая, когда ему перезвонят. Он занимал пост генерального секретаря Организации Объединенных Наций, занимал его уже шесть лет, а сейчас ему предстояло сделать то, что повергнет в шок всех, кто близко его знает. Однако только так можно было спасти то, служению чему он посвятил свою жизнь.
– Хельга, –
– Хорошо, – ответила секретарша генерального секретаря, прекрасно знающая свое дело датчанка по имени Хельга Лундгрен.
В это время суток Матье Зинсу видел в огромном стекле отражение обстановки своего кабинета. С годами она почти не менялась; было бы кощунством заменить модернистской мебелью то, что было когда-то сделано по заказу специально для здания, возведенного по проекту финского архитектора Эро Сааринена. Для едва уловимого привкуса индивидуальности Зинсу добавил на стены лишь несколько традиционных ковров со своей родины, Бенина. Кроме того, стратегические места занимали подарки различных влиятельных персон; остальное хранилось под рукой, чтобы можно было выставить эти сувениры, когда в гости к генсеку приходили посланцы стран, в свое время их преподнесших. Так, если у Зинсу была встреча с министром финансов Индонезии, на стене появлялась маска с острова Ява, сменив коллекцию статуэток нэцкэ, встречавшую министра иностранных дел Японии. «Дипломатические украшения», как называла подарки Хельга Лундгрен.
Кабинет выходил окнами в противоположную сторону от шума и суеты Манхэттена. Всмотревшись сквозь призрачные отражения на стекле, Матье Зинсу увидел на другом берегу Ист-Ривер унылый индустриальный пейзаж Западного Куинса: похожий на огромный сарай кирпичный завод компании «Шварц» с четырьмя высокими дымовыми трубами, судя по всему, давно не использующимися; развалины какого-то неизвестного склада из желтого кирпича. Облачко тумана на мгновение затянуло мыс Хантерс-Пойнт, ближайшую точку Западного Куинса, где до сих пор сверкала древняя неоновая вывеска «Пепси-колы», заметно обветшавшая, установленная еще в 1936 году на крыше давно закрытого завода по розливу газированной воды, подобно амулету отгоняющая нападение конкурентов и торговцев недвижимостью.
Картину никак нельзя было назвать красивой, но бывали моменты, когда генеральный секретарь Зинсу находил ее как-то по-странному завораживающей. На дубовой подставке на полу стоял старинный бронзовый телескоп, обращенный к окну, но Зинсу редко прибегал к его услугам; для того чтобы увидеть немногое достойное, хватало и невооруженного взгляда. Мертвый лес отживших промышленных забот. Скелеты заводов и фабрик. Археологические останки современности, частично похороненные, частично откопанные. Опускающееся солнце бросило сверкающую золотую дорожку на Ист-Ривер, отразившись от заржавленной кровли заброшенного пакгауза. Навевающие уныние останки минувших индустриальных империй. А что будет с его империей, разместившейся здесь, на берегах Манхэттена? Суждено ли и ей отправиться на свалку истории?
Солнце совсем склонилось к горизонту, окрасив Ист-Ривер в розоватый цвет, когда секретарша наконец известила генерального секретаря, что на связи Петер Новак. Матье Зинсу тотчас же схватил трубку.
– Mon cher Mathieu, [66] – произнес в трубку голос.
Он обладал хрустальной прозрачностью звуков, обработанных цифровой линией связи, – несомненно, Петер Новак пользовался высококлассным спутниковым телефоном. Генеральный секретарь настоял на том, чтобы они с Новаком пользовались только закрытой связью, и дополнительные меры безопасности, вероятно, еще больше повышали неестественно бесшумное качество сигналов. После обмена любезностями Матье Зинсу уклончиво намекнул на то, что пришло ему в голову.
66
Дорогой Матье (фр.).