Директива Джэнсона
Шрифт:
«Си форс» взлетал вверх и падал вниз в ритме с волнами; мощный двигатель работал на пределе, борясь со вздымаемыми муссоном валами. Когда анурский берег растаял в тумане, у Джэнсона мелькнула мысль, насколько же убогое у них суденышко, крошечная посудина из металла и резины, несущаяся по бескрайнему, пустынному морю. Однако для тех, кого беспокоили судьбы человечества, его груз имел огромное значение.
Петер Новак смотрел туда, куда летел катер. По его упрямо стиснутым зубам Джэнсон заключил, что он постепенно приходит в себя, обретает
Сжавшись в комок, Хеддерман прятала лицо в руках. Джэнсон понимал, что ей потребуется очень много времени, чтобы залечить душевные раны. Пленники попали в когти ФОКа при радикально противоположных обстоятельствах; их поведение резко контрастировало.
Люди Джэнсона тоже молчали, отдавшись собственным мыслям, повторяя последние стадии операции.
Вышлют ли повстанцы погоню? Такая возможность существовала, хотя это было маловероятно. Для тех, кто не знаком с азами скалолазания, Адамова гора представляет серьезное препятствие.
Шестеро человек в лодке услышали урчание турбин задолго до того, как увидели самолет. До него оставалось еще четверть мили водной глади. Сверившись с часами, Андрессен выжал до отказа ручку газа. Время поджимало; операция по освобождению заложников длилась дольше намеченного. Утлое суденышко качалось на волнах, словно пробка, пока мощный подвесной мотор пытался двигать его по прямой линии. Наконец впереди показался гидросамолет. Он плавал на самонадувном резиновом плотике. От воздушных вихрей, создаваемых лопастями, вокруг него бурлила вода. Хэнесси, которому предстояло пилотировать самолет обратно, пока Гонвана будет отдыхать, прогревал двигатели.
Первые отсветы нового дня, розовой полоской озарившие горизонт на востоке, обрисовали черный матовый фюзеляж. Через несколько минут полоска расплылась и стала ярче, став похожей на дугу электросварки, если смотреть на нее сквозь сжатые пальцы. Солнце поднималось на почти безоблачное небо. Темно-фиолетовый цвет быстро посветлел до ослепительной лазури. Рассвет над Индийским океаном. Первый рассвет за несколько суток, который видел Петер Новак.
Открыв окошко кабины, Хэнесси окликнул Джэнсона.
– Эй, а что это за женщина? – напряженным голосом произнес он.
– Тебе не приходилось слышать о Донне Хеддерман?
– Мария, матерь божья! Джэнсон, мы планировали освободить только одного заложника. В самолете нет места для еще одного человека. Черт возьми, у нас и так горючее на пределе. Если взять лишние сто фунтов груза, мы не сможем дотянуть до места назначения.
– Я все понимаю.
– Не сомневаюсь. Ты же сам разработал этот план, черт побери. Так что давай мне запасной аэродром.
Джэнсон покачал головой.
– Поблизости нет ни одного безопасного места, так что запасного аэродрома не будет.
– И что нам делать в соответствии с твоим планом? – крикнул Хэнесси.
– Я остаюсь, – ответил Джэнсон. – В катере горючего достаточно, чтобы дотянуть до Шри-Ланки. – Хэнесси изумленно поднял брови, и Джэнсон добавил: – На минимальной скорости, используя попутные течения. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
– На Шри-Ланке небезопасно. Проклятье, ты сам только что это сказал.
– Я сказал, небезопасно для Новака. А со мной там ничего не случится. Я подготовил варианты отступления – на всякий случай.
Он лгал лишь наполовину. Его план действительно оказался осуществимым; но такой оборот событий он не предусмотрел.
Донну Хеддерман, задыхающуюся и отплевывающуюся, подняли на борт самолета. Лицо у нее раскраснелось, одежда промокла от соленых брызг.
– Мистер Джэнсон! – Голос венгра прозвучал звонко и отчетливо, перекрывая гул двигателей. – Вы очень мужественный человек. Я вами восхищаюсь, а в моих устах, поверьте, подобное признание значит немало. – Он пожал Джэнсону руку. – Я этого никогда не забуду.
Склонив голову, Джэнсон взглянул прямо в карие глаза Петера Новака.
– Пожалуйста, забудьте. Я настоятельно прошу вас забыть обо всем – в интересах безопасности как меня самого, так и моих друзей.
Это был ответ профессионала. А Джэнсон был профессионал.
Последовала долгая пауза.
– Вы отличный человек, – наконец произнес гуманист.
Катсарис помог ему подняться по трапу в самолет, затем вернулся в катер.
– Остаюсь я. Ты летишь.
– Нет, друг, – ответил Джэнсон.
– Пожалуйста, – не сдавался Катсарис. – Ты нужен там. Кто руководит операцией? Вдруг возникнут какие-либо осложнения?
– Теперь уже не может быть никаких осложнений, – решительно заявил Джэнсон. – Новак в надежных руках.
– Сто миль в открытом море на таком суденышке – это не шутка, – каменным голосом произнес Катсарис.
– Ты хочешь сказать, я слишком стар для небольшой морской прогулки?
Не улыбнувшись, Катсарис покачал головой.
– Пол, пожалуйста, остаться должен я.
Его черные волосы сверкнули в предрассветных лучах.
– Черт побери, нет! – поддавшись приступу ярости, воскликнул Джэнсон. – Моя вина, мой просчет, моя ошибка. Никто из вас не может рисковать вместо меня. Разговор окончен.
Это было делом чести – или того, что считалось честью в сумрачном мире спецназа. Сглотнув комок в горле, Катсарис отправился выполнять приказ. Однако ему не удалось стереть с лица выражение беспокойства.
Джэнсон сбавил обороты двигателя катера: максимально эффективного расхода горючего можно добиться только на умеренных скоростях. Затем он по компасу, встроенному в циферблат часов, определил, в каком направлении ему нужно двигаться.