Дисфункция реальности: Угроза

Гамильтон Питер Ф.

За последние пятьдесят три года нога семидесятитрехлетнего Первого адмирала Самуэля Александровича ни разу не ступала на поверхность его родной планеты Коломна, которая была колонизована русским этносом. Он не приезжал туда в отпуск и даже не присутствовал на похоронах своих родителей. Регулярные визиты такого рода считались неприемлемыми, поскольку, переступив порог академии, офицеры флота Конфедерации должны были отказаться от всего, что могло быть истолковано как национальная предвзятость. Что касается Первого адмирала, то для него любое проявление неуместной заинтересованности рассматривалось как совершенно недопустимое нарушение дипломатического этикета, хотя присутствие на похоронах, конечно же, было бы воспринято с должным пониманием. В общем, все сочли этот поступок еще одним доказательством того, что железная дисциплина характерна

не только для профессиональной деятельности адмирала, но и для его личной жизни.

Но это было ошибочное мнение. Самуэль Александрович никогда не возвращался на Коломну только потому, что его ничто не связывало с этой несчастной планетой, вся поверхность которой находилась в зоне умеренного климата. Он был равнодушен к судьбе своих родственников, не испытывал ностальгии ни по культурным традициям, ни по ландшафтам планеты, на которой родился. Он навсегда покинул Коломну в первую очередь потому, что не выносил самой мысли о том, что ему суждено будет всю жизнь помогать четырем братьям и трем сестрам в семейном бизнесе, связанном с выращиванием фруктов. Программа генинженирования наделила его крепкой фигурой и ростом метр восемьдесят, копной волос медного цвета и улучшенным обменом веществ. Продолжительность его жизни должна была составить не менее ста двадцати лет.

Когда ему исполнилось девятнадцать, он понял, что выбор профессий, который ему может предложить планета, едва завершившая аграрную фазу экономического развития, обрекает его на существование, которое будет хуже тюремного заключения. В воображаемой им жизни просто не могло быть места таким ограничениям потенциальных возможностей, которые могли превратить жизнь из сплошного удовольствия в ужасное бремя. В то время он придавал огромное значение разнообразию выбора. На следующий день после празднования своего двадцатилетия Александрович, поцеловав на прощанье своих родителей, братьев и сестер, отправился в город. Несмотря на сильную метель, он пешком прошел семнадцать километров и подписал контракт о вступлении в ряды флота Конфедерации.

Так что даже мысленно Александрович никогда не оглядывался назад. Он всегда был образцовым офицером, семь раз участвовал в боевых действиях, пресекал вылазки пиратов, командовал флотилией, которая осуществила захват нелегальной станции по производству антивещества, и получил значительное количество наград за выдающиеся заслуги. Но назначение на пост Первого адмирала предполагало нечто гораздо большее, чем репутация образцового офицера. Несмотря на всю неприязнь, с которой Самуэль Александрович относился к политическим играм, ему все же пришлось стать политическим деятелем. Он выступал перед комитетами Ассамблеи, проводил неофициальные встречи с дипломатами высшего ранга, управлялся с огромным количеством информации, поступавшей из разведки флота с той же легкостью, с какой он управлялся с рапирой (однажды он даже стал чемпионом академии по фехтованию). Его способность оказывать давление на членов Конфедерации восхищала сотрудников аппарата президента Ассамблеи не меньше, чем та бережливость, с которой он экономил миллионы фьюзеодолларов, избегая распыления сил флота и концентрируя внимание на самых опасных направлениях. Отношение сотрудников аппарата президента играло важную роль, поскольку их мнение имело гораздо больший вес, нежели мнение Адмиралтейства, выдвигавшего кандидатуры в члены комитета Ассамблеи по флоту.

Через шесть лет у него был штаб, который он сам сформировал, и вполне приемлемая работа, которая в основном заключалась в сохранении мира между порой весьма непредсказуемыми планетарными правительствами и еще более взбалмошными астероидными поселениями. Политические лидеры уважали его твердость и справедливость.

Его известный своей беспристрастностью подход главным образом сформировался в то время, когда он в возрасте тридцати двух лет служил лейтенантом на фрегате, который был направлен к Джантриту с целью оказания помощи эденистам в подавлении какого-то вооруженного мятежа (такая формулировка в те времена звучала совершенно невероятно). Экипаж фрегата беспомощно наблюдал за взрывом антивещества, а затем в течение трех дней совершал утомительные и чаще всего безуспешные маневры, целью которых было спасение уцелевших после трагедии эденистов. Однажды, когда кораблю удалось подойти к разрушенной орбитальной башне, Самуэль Александрович возглавил одну из спасательных партий. Благодаря героическим усилиям, за которые он

впоследствии получил благодарность командования, ему и его людям удалосьспасти восемнадцать эденистов, которые оказались замурованными в трубчатых сотах полипа. Но пробившись в одно из помещений, они обнаружили, что оно завалено трупами. Это была детская дневная группа, которая погибла от резкой декомпрессии. Когда, опустошенный ужасом, он плыл по этому страшному помещению, то понял, что эденисты точно такие же люди, как и он сам, и что они так же как он склонны совершать ошибки. После этого эпизода двусмысленные высказывания его приятелей-офицеров в отношении высоких чужаков, которые пользуются биотехнологиями, вызывали в нем крайнее раздражение. С тех пор он посвятил все свои помыслы делу укрепления мира.

И вот звездолет «Юридайс» доставил на Трафальгар диск капитан-лейтенанта Келвина Соланки, в котором сообщалось о существовании небольшой вероятности (Соланки не испытывал никакого желания связывать себя категорическими утверждениями) того, что Латон все еще жив и вернулся из изгнания. Получив такие сведения, Первый адмирал Самуэль Александрович проявил большой личный интерес к ситуации, сложившейся на Лалонде.

Когда дело касалось Латона, Самуэль Александрович забывал о присущей ему справедливости и желании, чтобы свершилось правосудие. Он просто хотел, чтобы Латон был мертв. И на этот раз не должно произойти ошибки.

Чтобы выделить наиболее важные моменты, его подчиненные отредактировали записи нейронных процессоров Мерфи Хьюлетта, повествующие о роковой экспедиции отряда морских пехотинцев в джунглях Лалонда. Но даже после всех сокращений продолжительность воспоминаний составила три часа. Очнувшись от дикой жары и изматывающей влажности Лалонда, Самуэль Александрович в течение четверти часа приходил в себя. Затем он сел в электрокар и поехал в лаборатории разведки флота.

Жаклин Кутер содержалась в помещении для проведения допросов. Это была тюремная камера, вырубленная в скале и отделенная от основного помещения прозрачной стеной из металлизированного силикона, структура которого была усилена генераторами молекулярной связи. В одной части камеры находились кровать, раковина, душ, туалет и стол, а другая часть помещения скорее напоминала операционную. Здесь находилась регулируемая кушетка и некоторое количество приборов, необходимых для проведения анализов.

Одетая в зеленую больничную пижаму, она сидела за столом. Вместе с ней в камере находились пять морских пехотинцев, четверо были вооружены винтовками с химическими зарядами, а пятый — термоиндукционным карабином.

Стоя с другой стороны прозрачной стены, Самуэль Александрович наблюдал за неряшливой женщиной. Комната наблюдения, в которой он находился, напоминала мостик военного корабля. Помещение кубической формы было сделано из белого композита. Вдоль прозрачной стены проходил изогнутый ряд пультов. Обезличенность помещений слегка его раздражала, создавалось впечатление, что это виварий, но только очень большого размера.

Ничуть не смутившись, Жаклин Кутер выдержала его взгляд. Жена простого фермера с захудалой колониальной планеты никогда не смогла бы так поступить. Дипломаты, за плечами которых был восьмидесятилетний опыт лицемерия, покрывались потом, когда Самуэль Александрович останавливал на них свой взгляд.

Ощущение подобное нынешнему он испытал, когда на какой-то из официальных встреч посмотрел в глаза мэру одного из эденистских обиталищ. Тогда он понял, что за взглядом мэра стоит единый интеллект всех взрослых жителей обиталища. Это был оценивающий адмирала взгляд.

«Кем бы ты ни была, — подумал он, — но ты не Жаклин Кутер. Это тот самый случай, которого я боялся с тех самых пор, как принял присягу. Новая угроза, та, что за пределами нашего понимания. И забота о том, как ей противостоять, неизбежно ляжет тяжким грузом на плечи моего флота».

— Вы еще не выяснили, в чем суть метода зомбирования? — спросил он у доктора Гилмора, который возглавлял исследовательскую группу.

Доктор лишь сокрушенно развел руками.

— Увы, еще нет. Она, несомненно, находится под контролем какой-то внешней силы, но мы еще не в состоянии определить, где находится та точка, через которую осуществляется контроль над ее нервной системой. Я являюсь специалистом по нейронным процессорам, но в нашей группе есть несколько физиков. Однако у меня нет никакой уверенности в том, что мы обладаем теоретическими знаниями, которые могли бы объяснить сущность этого феномена.