Диско 2000
Шрифт:
— СМИ считают, что каждая проблема должна быть решена любой ценой, но это чересчур человеческая логика.
И вновь Скайчум своим кладбищенским слогом достиг цели — повсюду раздались усмешки, а он хмурился, как шеф-повар на кухне.
— Отвергать проще, чем учиться.
— Так вы призываете к апокалиптической резне?
— Я — не призываю…
— Попроще, для профанов, — насмешливо вскинутые брови расплылись и исчезли, — как же эти тела могут дрейфовать в «гиперкосмосе»?
— Любая форма, содержавшая в себе жизнь, имеет соответствующее отражение в сверх-эфире — если ее вынудить к возвращению в физическое состояние, то тогда эти эфирные отражения материализуются.
—
— Те, кто взялся за эту задачу, начали существовать параллельно нашей цивилизации.
Как тонко, как поэтично!
Публика одобрительно загудела, воодушевленная искренностью представшего перед ней психа.
— Когда тебя игнорируют, это хорошо тем, что правду можно говорить безнаказанно.
— Но я считаю вас обманщиком, доктор Скайчум. У порядочного человека от этих словесных манипуляций волосы встают дыбом. Потрясут ли эти замогильные образы публику? Сомневаюсь. Где здесь тьма, где свет?
Скайчум склонился вперед, дрожа от волнения.
— Вы считаете меня злым и разгневанным на мир. Но нельзя бить лежачего, а миру поступает со мной именно так.
Тут ему на голову вскочил шимпанзе Рамон, вопя и колотя лапами.
— Доктор Скайчум, — сказал ведущий, — если вы правы, тогда я обезьяна.
Инспектора ринга в Цирке Лобстеров объявили победителем. Человек с пылающим сердцем помер от тромбоза, а человек с окаменелым пометом метнул его в аудиторию и бросился наутек. Для церемонии коронации был сооружен престол в форме половинок гигантского ролика. Скайчум почувствовал облегчение. Проявил он себя достойно. Лакомился желе и мороженым, выставленным в кулуарах для участников конкурса. Даже плотоядные гримасы шимпанзе заставили его улыбнуться. Он подошел к победителю с добрыми намерениями.
— Поздравляю, сэр. Эти ваши лобстеры — серьезная угроза человечеству.
Победитель печально посмотрел на него.
— Я люблю их, — прошептал он, и тут же был сбит с ног группой косметологов.
В самый ответственный момент Скайчум, засунув руки глубоко в карманы, покинул студию, воспользовавшись боковым выходом. В широкополой шляпе, скрывавшей от него небеса, он двинулся по узенькой улочке, над которой вместо небосвода теперь нависали днища космических кораблей.
В последний час, когда простофиль насильно загоняли на чертовы колеса, а тех, кто истинно праздновал, арестовывали на пешеходных улицах, с неба спустились сотни многомерных кораблей, с которых свисали щиты, где было написано, что можно делать, а что нельзя. Скидывая маскировку, они вспыхивали в верхних слоях атмосферы как новые луны. Теперь они заняли позиции над столицами всех стран мира, и ускользнуть от них было невозможно. Армада исполинских, затмевающих свет кораблей, шириной в пятнадцать миль каждый, двигалась по небу, словно медленно закрывающаяся крышка гроба. Над Нью-Йорком навис дрейфующий город, геометрия которого, имеющая форму многолепесткового цветка, угадывалась только по доступным глазу деталям, видимых из глубоких ущелий улиц. Серые иероглифы на нижней стороне были на самом деле шпилями, надстройками и зданиями высотой с небоскреб. Главный глаз — скрытая тенью вогнутая поверхность шириной в милю — завис над центром города, как парящий пейзаж, зависший неожиданно, подобно раскату грома в ясный день, а другие такие же летающие города заняли позиции над Лондоном, Пекином, Берлином, Найроби, Лос-Анджелесом, Кабулом, Парижем, Цюрихом, Багдадом, Москвой, Токио и другими истероидными мегаполисами. Один аппарат завис над самым Белым Домом, похожий на перевернутый собор. В утреннем свете они казались безмолвными, неподвижными механизмами. Прочными, незыблемыми как солнце.
Президент, человек с волосами цвета подтаявшего айсберга, кое-как натянув улыбку, заговорил о необходимости проявлять сдержанность и о путях спасения. Повсюду царили нервозность, страх и растерянность. Уличное движение остановилось. Фанатики веселились. Если никто не помнил слов старика, то хотя бы имя его запомнили, — одна девочка высоко подняла транспарант с надписью «Я СКАЙ ЧУМ». Тяжелая атмосфера сгустилась над застывшими в ожидании городами.
Над Белым домом раздалось поскрипывание. Открывался центральный глаз корабля. Створки, подобные серебряным крыльям насекомых, затрещали. Терлись, издавая скрежет, массивные стальные двери.
Это происходило по всему миру, серебряный цветок раскрылся над Парламентом, Уайтхоллом и мертвой Темзой, над зданием Рейхстага, над «Всемирным банком», над пекинским Политбюро.
Глаз тарелки в округе Колумбия открылся, послышался рев мотора. Зеваки вытягивали шеи, чтобы рассмотреть получше. Не успело сердце отбить два удара, как настал конец. Из глаза капнула крошечная слеза, упав на крышу Белого Дома.
За ней вторая, упавшая как белая снежинка.
Это были трупы — эти две слезы — трупы людей. За ними последовали другие. Поток их все нарастал — некоторые проламывали крыши, некоторые винтом входили в землю, отскакивали и падали на лужайки, разбиваясь, разбрызгивая внутренности по галереям.
И разразился ливень. Со странным, затяжным многоголосым воплем с неба валились изуродованные мертвецы. Шестьдесят несчастных пенсионеров, зарытых в братской могиле в 1995 году, были выброшены на здание Социальных Служб Чикаго. Сотни негров, забитых в полицейских участках, упали на крышу Скотланд-Ярда. Тысячи уничтоженных восточных тиморцев были выкинуты на здания Ассамблеи в Джакарте. Тысячи погибших при бомбардировках Хиросимы и Нагасаки выпали на Пентагон. Тысячи замученных до смерти засыпали Абуджу. Тысячи суданских рабов были сброшены на Хартум. Жившие на границе Красные Кхмеры были погребены под горой, высотой в милю, состоявшей из кишок, выпавших из распоротых животов трех миллионов кампучийцев. Тысячи горцев было скинуты на парламент Бангладеш и на «Всемирный банк», позже заваленный телами всех оттенков кожи — так что откопать его уже невозможно. Берлин был сметен почти мгновенно: все улицы города были сплошь завалены жертвами. Он был залит соляркой и запружен телами маленьких девочек.
Пентагон быстро наполнился до отказа и лопнул, будто подорванный бомбой террориста. Жертвы Перл Харбор падали в равной степени на Токио и на Вашингтон. Американские улицы были затоплены японцами, греками, корейцами, вьетнамцами, кампучийцами, индонезийцами, доминиканцами, ливийцами, тиморцами, латиноамериканцами, американцами. Над улицами висела розоватая кровавая дымка, образованная кипящей кровью жертв Дрездена. Лондон, когда стали падать тела, быстро превратился в прорванный канализационный коллектор. Парламент рассыпался как карточный домик. Выжившие бежали по Стренду, спасаясь от накатывавшей волны трупов. Девятый вал безглазых немецких, индийских, африканских, ирландских и английских граждан обрушивался на здания, раздавливая их в лепешку. Падающие тела корежили автомобили, переворачивали их и погребали под собою. Темза вышла из берегов: трупы вытеснили из нее воду.