Диссидент. Том 1
Шрифт:
— Как бы сильно я хотела жить в этом мире, — не выдержала Зоя, начав сильно плакать. — Игнат, почему я родилась здесь? Я бы так хотела просто быть нормальной девочкой. Ходить… как ты там называл институт детский?
— В школу.
— Да, ходить в школу. Чтобы мама моя меня любила, чтобы на кровати со мной не спали мерзкие голые мужики, чтобы они не трогали меня, пока мама спит. Я не хочу жить свою жизнь. Я не хочу быть самой собой. Я отвратительная, ужасная, я… я просто…
Я обнял Зою, прижимая к себе, чтобы она могла плакать. Давно было понятно, что ничего здорового в этой маленькой неприятности не осталось. Сломленная
— И… и что было дальше? — задыхаясь от рыданий, спросила сестра. — В твоей истории?
— Когда я уснул за учебниками, — продолжил я, гладя Зою по волосам, — мне приснился странный и очень долгий сон. Там я был не я. Меня звали Коля, на улице стоял две тысячи двадцать седьмой год, прямо перед ядерной войной.
— Но она же случилась в две тысячи десятом, — поправила сестра.
— А вот и нет. Но сейчас эти семнадцать лет — ничего. Но на самом деле все произошло именно тогда. Так вот. Меня звали Коля и мне было сорок лет. Я жил в большом загороднем доме с двумя дочками и женой.
— Как их звали?
— Жену — Вероника. Мне нравилось звать её моей Верой, хотя она предпочитала полное имя. А дочек… старшую Лена, а младшую — Мая. — Я как-то не ожидал, но у меня из глаз сами побежали слезы. — И вот мои дочки жили совсем не так, как жила ты. Они ходили в школу, а я всегда отвозил их и забирал. Жена готовила им завтраки и ужины, делала с ними уроки. И я очень сильно любил дарить им подарки. Кукольные домики, новые телефоны, бесконечное количество платьев. Мая сильно любила желтый цвет, а Лена — зеленый.
— Ты… так рассказываешь, словно это был очень, очень долгий сон, — удивилась Зоя, но уже и позабыла, что плакала. — Они выросли, а вы с женой постарели?
— Нет, упала ядерная бомба, — как-то совсем разбито ответил я, глядя в стену и слегка покачиваясь вместе с сестрой. — Все они умерли, а я… проснулся.
— Тогда… это очень грустный сон.
— Да, но он… научил меня, что все в мире настолько плохо, насколько мы готовы терпеть. Да, маленькой ты не могла изменить свою жизнь, но сейчас, Зой, оглянись, — я взял в ладони лицо сестры, заставляя её перестать отворачиваться. — Ты можешь быть той, кем пожелаешь. Тебе не нужны наркотики, не нужна проституция. Ты не Христина. Ты Зоя. Проживи свою жизнь так, чтобы когда у тебя появился ребенок, он мог видеть здоровых счастливых родителей и брать с них пример.
К нам постучали, и я понял, что нам пришло время идти на задание. Поцеловав Зою в висок, я уложил её, накрыв сверху одеялом. Она ещё продолжала плакать, но я почему-то был уверен, что дальше с ней все будет хорошо. Но и со стучавшим я не ошибся. Горе вручил мне сумку, пистолет, сам вооружившись огромным кейсом, в котором лежала винтовка. Выглядел он, правда, как чехол из-под виолончели.
— Пора? — спросил я, пытаясь вытереть незаметно слезы.
— Да, через три часа все начнется. Нужно выходить в ближайшее время.
Я ещё забежал в комнату, переоделся, сбегал в ванную. Вышли мы в итоге через буквально три минуты, и если я думал, что мы пойдем наверх и там уже сядем на какой транспорт — все оказалось куда прозаичнее. Лука привел меня к станции торгового поезда, где мы через ещё минут десять на ходу запрыгнули в вагон. Ехали около часа, потом сошли, правда, уже не под землей,
То, что тут скоро будет важный суд, понять было проще некуда — куча системников, спецназа, ещё и военных. Нам их нужно было обойти без приключений, поэтому мы разошлись. Я шел поближе к суду, а Лука с другой стороны, чтобы суметь высмотреть хорошее место для стрельбы. Да и каждому из нас нужно было сбросить по дороге по рюкзаку, чтобы переодеться после всего. Я, основываясь на подсказках системы, просто брел вперед, проходя мимо десятков системников и военных. Было так странно, что из-за одного нарушителя поднялась такая движуха. Хотя, конечно, не зря. Наверняка эта Власова понимала, что так просто у неё не выйдет избавиться от героя Чрева.
Но мы все равно не собирались давать ей возможность выступить в суде.
Дальше меня даже пару раз останавливали. Спрашивали, что я тут делаю, просили предъявить удостоверение личности. Делалось это тоже через систему, так что я просто называл липовый код. Обманный маячок лежал у меня в кармане. Называя его код, я давал местоположение и шапку системы. Если бы патрульный потратил чуть больше времени, то очень просто обнаружил, что читает код обманки, но, к моему счастью, все были слишком заняты.
Даже спустя триста метров колон с системниками и журналистами, я все ещё не видел самого здания. Завернув за угол, я отвлекся на фигурку Луки на карте, с запозданием понимая, что нахожусь напротив огромного строения, действительно напоминающего отдаленно те здания, что были в мое время. Что-то от барокко, несколько вырезанных в камне статуй… Казалось, это здание пережило ядерную войну и теперь предстало предо мной призраком прошлого.
— Горе сообщает, что он поднимается наверх, — сказала Лана, замечая мой интерес к суду. — Хотите узнать о постройке?
Я мысленно согласился.
— Губернаторский дом. Одно из немногих сохранившихся зданий, разрушенных лишь отчасти. Его реставрировали трижды, в последний раз Виктор Боровлев вдохнув в него новую жизнь, добавив смешение стилей эпохи ренессанса.
Я остановил Лану, отворачиваясь от здания. Черт, я же помнил его, в губернаторском доме был художественный музей. Я водил туда жену на одно из свиданий, сам рассматривал величайшие произведения искусства… Здание превратили в какой-то убогий замок, наверняка не сохранив внутри даже свай. Что же стало с величайшими произведениями Шишкина, Айвазовского, Левитана?.. Казалось, я вот-вот разрыдаюсь, понимая, насколько разрушен наш мир, как вдруг Лана передала мне очередное сообщение от Луки.
Он говорил, что нашел подходящее место несколько севернее от самого суда. Я старался сильно головой не крутить, походить на обычного туриста. Получалось у меня дерьмово, особенно учитывая, что ко мне в очередной раз подошли. Та же схема, но в этот раз меня попросили не ошиваться возле суда, так что я, состроив саму невинность, поинтересовался причинами. Мне сухо сказали о важном заседании, так что пришлось мне немного сдвинуться во дворы, пока не началось.
Слушанье было назначено ещё через час, но Горе велел немедленно возвращаться на площадь. Приближаясь, я тут же заметил очень охраняемый кортеж, с той самой Власовой, сидящей в средней машине.