Диссиденты, неформалы и свобода в СССР
Шрифт:
Горький не дорос до идеала «православия, самодержавия, народности», он считает, что «народ – не «опора», не «кариатида», а главный, единственный герой исторического процесса» [470] . Но попытка «пролетарского писателя» «избавиться от философов, для которых народ был только опорой, «кариатидой», в сущности не была успешной» и вела к примитивизации мысли [471] . Не может сам народ из своей среды выдвинуть философов. Да и народность у Горького ущербная – как известно, он был писатель пролетарский и боялся крестьянских масс. Хорошо хоть, что Горький осознал «государственность» русского народа [472] . То есть, если продолжать поверять Горького Уваровым (применительно к ХХ веку – «духовность, государственность, народность»), то «пролетарский писатель» растет от узкой народности к государственности, но отстает по части духовности. Впрочем, и здесь Горький был с точки зрения Чалмаева совсем не безнадежен. Он понимал, что не всякий «идеализм» религиозен, что аристократизм – это сложность души,
470
Там же. С.281.
471
Там же. С.284.
472
Там же. С.285
473
Там же. С.287.
474
Там же. С.274.
И не придерешься, вроде бы – Достоевский тоже обличал капитализм. Да только не в капитализме дело, если вчитаться, а в «чудовище материализма». Здесь Достоевский для патриотов – самого Маркса выталкивает с постамента [475] . Так с Достоевского формируется новая галерея «основоположников», призванная заменить Маркса–Энгельса–Ленина.
Коммунистическая идеология критикует капитализм, и национал–патриоты критикуют капитализм. Но коммунисты атакуют его как бы из будущего, ради создания «более передового строя», а национал–патриоты из прошлого – как разрушителя сложившейся традиции, вызвавшего своим появлением «деградацию русского характера» [476] . Чалмаев – не марксист и не народник. Капитализм, конечно, плох, но как хороша буржуазия! Горький рисует типажи народных капиталистов – какие глыбины! Они не дали убить русскую душу «индивидуализму, цинизму, декадансу» [477] . А вот сейчас таких «глыбин» нет – побили буржуазию и прогнали. И теперь происходит проникновение в советскую жизнь «культа сытости», «дешевой моды», «транзисторных мелодий», «туристских песенок». Разговор «о Горьком» – не о прошлом. Откуда проникает к нам культ сытости и транзисторные мелодии? С той же части света, откуда явился капитализм.
475
Там же. С.289. В. Чалмаев привлекает себе на подмогу еще и Есенина, который критиковал Американскую цивилизацию за бездушность и космополитизм.
476
Чалмаев В. Указ. соч. С.274.
477
Там же. С.293. Правда, М. Чалмаев приветствует проникновение патриотических тенденций в творчество поэтов и художников Серебряного века. За это Чалмаеву парадоксальным образом досталось от «Нового мира» за то, что «эпоху реакции» он выдает за «эпоху революции в духовном мире» (Дементьев А. О традициях и народности. Новый мир. №4. 1969. С.219).
Горький и теперь живее всех живых. «Он и сейчас помогает осознавать народу, отдаляемому нередко от национальной классики и даже собственных народных песен дешевой эстрадной шумихой, где в искусстве звучит его голос, его совесть, его душа». Борьба против «организованного упрощения культуры» продолжается [478] . Кем организованного? В СССР все «организуют» партия и государство. Значит, и в них есть враждебные силы.
Агонизировавшая редакция «Нового мира» отметила почвенников как нового противника. Заместитель Твардовского А. Дементьев выступил против В. Чалмаева. На этот раз «Новый мир» оказался ортодоксальней противников, так как критиковал почвеннические тенденции с позиций советского патриотизма и коммунистического интернационализма.
478
Чалмаев В. Указ. соч. С.295.
Дементьев осторожен. Он совсем не против борьбы с западными буржуазными влияниями – если они буржуазные. И мещанские нравы «Новый мир» тоже не поддерживает. Более того, Дементьев стоит на страже марксистско–ленинской идеологии, защищая ее от влияния «идеалистических тенденций» и национализма. И тут есть, за что покритиковать В. Чалмаева. Что за сокровища, «накопленные предками», он противопоставляет современной культуре? «Словно из мешка сыплет наш автор такими выражениями, как «священный идеализм», «стихия духовности», «идеальность верований», «всеосеняющая, выводящая умы к огненным страстям идея», «неразменная духовная сущность», «Русь изначальная, не тронутая «суетой», «цивилизация души», «смерчи страданий и дум»… Фразеология особенная, витийственная, корнями своими уходящая разве что не в церковное красноречие» [479] .
479
Дементьев А. О традициях и народности. «Новый мир». №4. 1969. С.217.
Дальше – больше. Чалмаев, понаделав фактических ошибок, покусился на авторитет и передвижников, и революционных демократов. Его сочувствие отдано не им, «а «патриотам–пустынножителям», «патриотам–патриархам», «реформаторам церкви», «духовным ратоборцам» [480] . Говоря о Горьком, Чалмаев ухитрился прославить «народную буржуазию», но ничего не сказать о революционном рабочем, образ которого как раз и создал Горький.
Это «почвенническое» понимание патриотизма и народности [481] . Слово произнесено. Национал–патриоты примут его в качестве одного из своих самоназваний.
480
Там же. С.218.
481
Там же. С.219.
В. Чалмаев не одинок, речь идет о целом направлении. Вот, и В. Кожинову 30–е гг. XIX века нравятся больше, чем времена революционных демократов. Это понимание истории и культуры А. Дементьев клеймит со строгой ортодоксальностью: «Ведь не думают же В. Чалмаев и В. Кожинов, что деспотизм и реакция способствуют развитию литературы и искусства?» [482]
Критикуя догматиков–коммунистов за «урезание» культурного наследия, новые почвенники точно также «урезывают» его, но теперь не в пользу революционеров, а против них. А. Дементьев предлагает «взвешенную» позицию: «Наше национальное наследие богато и многообразно, и нет никаких оснований его обеднять, урезывать, ограничивать» [483] . Это – последнее предложение компромисса почвенникам, обнаружившим свою оппозиционность: можно расширять рамки свободы – каждый на своем направлении. Но такая мультикультурность неприемлема для почвенников.
482
Там же. С.219.
483
Там же. С.220.
А. Дементьев не верит, что В. Чалмаев пишет о прошлом (и правильно не верит), поэтому отвечает о настоящем: «в основе современной борьбы «России» и «Запада» лежат не национальные различия, а социальные, классовые. При этом имеется в виду, что в капиталистическом мире (как в свое время в дореволюционной России) есть две нации в каждой нации, две культуры в каждой национальной культуре». И далее категорично: «Иной подход ничего, кроме вреда, принести не может» [484] .
484
Там же. С.221.
Чтобы доказать безопасность «ветра с Запада», «Новый мир» продолжает гнуть ортодоксальную линию: «Советское общество по самой социально–политической природе своей не предрасположено к буржуазным влияниям» [485] . Значит, буржуазного влияния можно не бояться, а другое влияние с Запада следует только приветствовать.
При этом А. Дементьев показывает, сравнивая цитаты, что для В. Чалмаева в дореволюционной России – и буржуазия хороша, а на Западе – и народ плох, превращен капиталом в «толпу одиночек, помышляющих только о простеньких бытовых потребностях» [486] . Отсюда строгий вывод: «В статьях В. Чалмаева понятия «Россия» и «Запад» носят внеисторический и асоциальный характер» [487] . Дементьев считает неискренними попытки Чалмаева ритуально отмежеваться от произведений еще более крайних почвенников, воспевавших старую «Русь» (критика стихов В. Цыбина) [488] . Во всяком случае – В. Чалмаев – это не крайность, а скорее авангард почвенников.
485
Там же. С.226.
486
Там же. С.221.
487
Там же.
488
Здесь проявилось и незаконченное выяснение отношений между национал–патриотами из охранителей, и «деревенщиками», которые в это время еще тяготеют к реформистскому лагерю.
Влияние почвенников в литературе растет, А. Дементьев с тревогой фиксирует, как они поддерживают друг друга в печати то рекламой, то совместным отпором критикам. Если В. Чалмаев изложил позитивную программу этого течения, то критик М. Лобанов рисует образ его врага. Это «просвещенное мещанство» (любимец «Нового мира» А. Солженицын бросит позднее кличку «образованщина»). Это «что–то магнитафонно–стегающее, с гнусавинкой», это «блеск интеллектуальной синтетики», потребительство и космополитизм [489] .
489
Дементьев А. Указ. соч. С.224.
В. Чалмаева не удовлетворяет современный «интеллигентский этап» в возрождении отечественных традиций, и он пророчествует о наступлении нового, «народного этапа»; «интеллигентский» и «народный» противопоставляются [490] . Это не может пройти мимо внимания А. Дементьева: «В таком настроении можно дойти до противопоставления народа и интеллигенции, подменить борьбу с чуждыми влияниями борьбой с творческими исканиями и творческим своеобразием, стать на позицию национальной самоизоляции» [491] .
490
Там же. С.226
491
Там же.