Дитя Бунта
Шрифт:
— Айли! — говорил Друммонд не раз и не два. — Если я буду убит или пропаду без вести — то нужные контакты сами найдут и тебя, и девочек. Не беспокойся на этот счет. Меньше знаешь сейчас — целее будешь потом, поверь мне!
Я поверила. Оружие и боеприпасы всегда доставлялись неизвестными в схроны, местонахождение которых знал только англичанин…
Не в этом ли причина того, что я и многие другие до сих пор живы?! Таинственные «нужные контакты» не выявлены остроухими ищейками, вроде Морни Эльдендааля. Вряд ли «нужные контакты» кинутся освобождать арестованных и тех, кто,
Я — в роли наживки? Да запросто, это же Темные! Их естественные склонности требуют свежих интриг, как воздуха!.. Так что, скорее всего, у Палача две задачи: первая — по долгу службы, вторая — из прихоти. Еще и разрисовал меня. Даже если я смогу сбежать — куда податься с такой росписью на теле?! Она же и в темноте светится… Свести ее можно, как и другую подобную татуировку — за несколько дорогостоящих сеансов выжигания краски лазером. Это просто нереально.
Художник хренов!
Он не запрещал мне задавать вопросы, в конце концов, так пусть хоть что-то расскажет о себе, любимом…
Так ведь остроухий гад не только рассказывает, он утверждает, что к рабству можно привыкнуть!..
НИКОГДА.
Если бы не крылатое существо с острым носиком и мохнатым толстеньким тельцем, я бы задала Палачу еще множество вопросов, в том числе про ловлю «на живца». Существо показалось мне забавным и милым, но только до того момента, как начало бить чашки в гостиной! Так вот как выглядит пикси! А уж последующая погоня нагишом, некстати подвернувшийся осколок чашки (что ж такое! правую ногу вывихнула, левая стопа теперь порезана!), появление соседа с обслюнявленным котом на руках, — все это временно приостановило желание выведать у лорда дроу планы на мою дальнейшую судьбу.
Вчера я пребывала в глубоком унынии и думала покончить с собой при первой же возможности. Но!.. Это будет поступок из тех, которые нельзя исправить — если не «откачают» вовремя. Представляю картину: я попробую совершить такую попытку, а мне окажут помощь, и… Я догадываюсь, чем кончится дело. Вот тогда Палач не станет церемониться, а мое содержание будет ужесточено.
Я этого не хочу.
Пока что эльф не сделал мою жизнь невыносимой, вот первое соображение. Я должна узнать правду о смерти Эвана и папы, это второе. Я пока что являюсь вождем клана Барнетт, я жива — это третье. Мой долг — разделить судьбу тех, кто пошел за мной в трудный момент жизни, это четвертое.
Оустилл может быть совершенно спокоен. Ничего я не сделаю с собой, во всяком случае — пока.
Когда дроу вернулся, я не смогла удержаться от смеха. Выглядел он, с растрепанной косой и полотенцем на чреслах, прямо так скажем, без намека на величие. Да еще и с корзиночкой для мытья фруктов в руках. Удерживаться мне не пришлось — Оустилл сам хохотал, прекрасно понимая, насколько нелепо смотрится в своем минимальном наряде посреди беспорядка в гостиной. Придирчиво осмотрел ранку у меня на ноге, а потом собрался уходить. Куда и зачем идет, не сказал, но если есть возможность не сидеть на цепи, то я лучше пойду с ним.
Думаю,
Слова о дородной госпоже Марвин сами спрыгнули у меня с языка.
— В таком случае, за дерзость в адрес хозяина зад переводится из самых красивых — просто в выдающиеся, а ты идешь с Хартом. — Пробурчал полковник. — Не обсуждается.
Вот так я и оказалась под присмотром чудища с проволочной шерстью на морде! Страхи и опасения были напрасными: пес не пытался на меня прыгнуть, не рычал, не лаял — вообще вел себя прилично. Я перестала трястись, пошла следом за Оустиллом.
Ночью у меня не было шанса и желания разглядывать территорию виллы. Она оказалась не такой уж большой, но очень ухоженной. Пригревало солнце, раскидистые эльфийские тисы бросали на землю колышущуюся кружевную тень. В воздухе витал особый аромат приморской местности, смешанный с запахом хвои и смолистой коры.
Сейчас я наслаждалась всем: красотой природы, небесной синью, треплющим волосы ветерком. Папа говорил, что нужно уметь радоваться моменту, даже зная, насколько этот момент может быть короток.
И я радовалась.
За воротами Харт нетерпеливо завилял хвостом. Не сомневаюсь, ему хотелось припустить вслед хозяину, которого уже пропал из виду.
— Извини, — развела я руками, в то время как в умных глазах волкодава проскользнула самая настоящая досада, — но я не побегу. Во-первых, мне запретили! Кто тебя знает — решишь, что я хочу сбежать, и откусишь мне что-нибудь! А во-вторых — мне больно идти.
Разрез шел поперек стопы, и, несмотря на стягивающую края ранки пленку биопласта и удобные кроссовки, ходьба пока что была неприятной.
Харт принял мои слова к сведению и потрусил рядом, периодически принюхиваясь то к земле, то к воздуху. Мне не пришлось долго гадать, куда направился Оустилл; едва я попыталась сойти с каменистой тропы, как пес заступил мне дорогу. Все ясно. Есть тропинка направо вниз — видимо, к морю, где полковник набрал утром бесстыжих устриц, и есть намек на тропинку — след из примятой травы. Туда двинулся Харт, туда идти и мне…
Я поднялась на пологую горбинку холма, осмотрелась и… дух захватило от увиденного. В цифровых архивах по истории это место выглядело иначе, но теперь, слившись с куском чужеродной тверди, преобразилось, не только не утратив величия, а напротив — став прекраснее. Ветер, небо, зелень трав, живописные камни, крики чаек… Простор!
Впереди замаячила широкоплечая фигура бессмертного нелюдя.
Он только что сидел на траве, рядом с большим плоским камнем. Теперь же эльф резко встал, попутно швырнув какие-то блестящие камешки в воду — с размаху. Харт внезапно заскулил, как будто почувствовал нечто, недоступное моему восприятию. Чисто машинальным движением я положила ладонь ему на голову, поглаживая. Даже наклоняться не пришлось, собачья морда находилась у моего бедра.