Дитя Бунта
Шрифт:
В глазах плыл туман слез, во рту появился привкус крови. Боль пришла не сразу — я поняла, что прокусила нижнюю губу. А голос Оустилла звучал откуда-то издалека, как будто сквозь вату:
— Айли… Убийцы все время были рядом с тобой, с момента резни в эльфийском квартале. Запомни две фамилии: Леслэйн и Вальдор. Первый находился на балконе у госпожи Эванс, второй — рядом с живой изгородью, которая огибает угол парковки, поэтому увидеть Вальдора с дороги было невозможно. Я же сказал, что из этих дроу выбили и вытрясли все, кроме имен заказчиков. Они уже повешены — вечером двадцать пятого мая… Мы пока не уверены, рассчитывали ли заказчики убийства на крупные
Да. На стороне повстанцев были дроу, и почти все они, как говорил Друммонд, не в ладах с законом. Ну и что, утверждал он, ведь важна любая помощь… Я не знала Леслэйна, а вот Вальдор был мне знаком. Он вот уже как два года находился в розыске: ограбление эльфийского банка, убийство двух охранников, хотя они сложили оружие в ответ на требование грабителя. Со мной он был вежлив и предупредителен, всегда вызываясь на самые опасные предприятия одним из первых.
Луиза была от него без ума, и при всей своей ненависти к мужчинам любой расы готова была бегать за Вальдором, как собачонка…
Он стрелял в моего мальчика и моего отца?!
Сейчас я узнала правду, и с этим знанием придется как-то жить.
Голографические скриншоты погасли, а передо мной все еще крутилась карусель из снимков мертвых тел, стрелочек, фигурок, схем… Почему меня не повесили двадцать пятого мая?! Тогда бы я не видела ничего, и не почувствовала рухнувший на плечи груз новой вины…
— Райвена оправдали? — спросила я упавшим голосом, стараясь не смотреть на Оустилла.
— Нет.
— Как «нет»?!
— Этого нельзя делать.
— Но… его жена и коллеги думают, что он выродок, застреливший ребенка?!
— До сегодняшнего утра и ты так думала, Dearg. Пусть все остается, как есть, иначе нельзя. И ты для многих остаешься в тюрьме, так тоже нужно… О том, что на женщин Бунта можно предъявить права лордам, скажут в эльфийских кругах только недели через две. Слишком много обстоятельств в тени, а еще тот, кто в этой тени уютно так спрятался. Настоящий хищник, которого нужно найти!
Произнося эти слова, полковник уже выключил свой ноут-блок и отложил в сторону. Я даже не заметила, как оказалась у него на коленях. Одна его рука обнимала меня за талию, вторая — гладила, нет, скорее трепала! — по голове.
— Храбрая девочка. Не каждая захотела бы слушать и смотреть все, как есть…
Я прижималась к широкой груди и чувствовала, как мощно и спокойно бьется сердце эльфа. На такой груди хорошо плакать… Наверное, подобными же треплющими движениями дроу ласкает своего пса?
И, кажется, я спросила об этом вслух.
Палач хмыкнул, в привычной манере отвечая вопросом:
— А тебе приятно, когда я так делаю?
Честно говоря, да, приятно, к тому же — успокаивает.
— Так не все ли равно, на что это похоже?!
Убойный мужской аргумент… А ведь мне придется как-то привыкать к мысли, что Оустилл хозяин не только псу, но и мне тоже… По крайней мере, пока что он держит слово, а расследование идет. Что будет потом со мной, неважно. Сейчас имеет значение только следствие. А у меня из головы никак не выходили не только материалы дела, но и судьба семьи Берта Райвена. Каково сейчас его жене?! Как будет расти сын?!
Теплые мужские губы уже касались моего лба:
— Я догадываюсь, о чем ты думаешь, Dearg. В твоем сердечке слишком много жалости на всех… Женщины… — внезапно
Кому это «нам», он не уточнил. Поставил меня на ноги и встал сам.
— Сейчас унесу ноут, пойдем гулять. Обед нам приготовят, я заказал. Тебе нужно проветриться и подышать воздухом… Как там ранка на ноге, лучше?
Я уже почти не чувствовала боли, когда наступала на порез.
— Все хорошо.
— Тогда пошли.
И мы пошли. Прогулка была долгой, часа три, а то и больше. Холмы, тисы, травы, вереск, море, ветер, облака, и даже небольшой дождик — все это ласкало взор, румянило щеки, потихоньку проникало в сознание, вытесняя боль из того кровоточащего огрызка, который заменил мне душу двадцать седьмого февраля. Я не знаю, что чувствовал Палач Оустилл, с виду он был собран и сдержан, как всегда, никак не проявляя своего внутреннего мира. Вокруг нас носился Харт, облаивая чаек, катаясь в траве, ставя передние лапы на плечи хозяину и даже порываясь дважды проделать это со мной. Сил у него многовато, и во второй раз я не устояла на ногах, скатившись в небольшой овражек. Дроу вытащил меня, а потом ругал волкодава и таскал за ошейник. Ну, понятно, откуда у него все эти замашки: слишком много времени проводит с собакой. Вчера так же тряс меня за шиворот.
Следствием прогулки стал зверский голод. Похоже, обслуга виллы как-то высмотрела наше приближение, потому что стол был накрыт, а блюда дымились ароматным паром. Рыба, которую нам приготовили, занимала едва ли не треть стола: король морских вод, атлантический конгер, водящийся в южных прибрежных водах Шотландии и на Оркнейских островах. Папа обожал рыбалку, поэтому я с детства знакома с рыболовной снастью и определителями рыб. Этот хитрый угорь — пассивный хищник, охотящийся из засады. Он обожает укрытия, которых так много вокруг Оркнейских островов: когда-то там тонули галеоны испанской Непобедимой армады, а также — корабли самой страшной войны двадцатого века. Теперь от древнего дерева и мертвого металла остались искусственные рифы…
Запекали большого конгера точно не в духовке виллы, а где-то в другом месте, он бы тут поместился только в разрезанном виде. Отдельно стояло блюдо с отварным картофелем, политым оливковым маслом и присыпанным зеленью, а рядом — не дефростированный, а определенно свежеиспеченный хлеб.
Я думала, что после просмотра документов кусок не полезет в горло, но с удивлением обнаружила, что испытываю острейший голод. Оустилл уже вымыл руки и сказал, что к разделыванию рыбы меня не подпустит. Он действительно виртуозно отделял мясо от костей с помощью специальной лопатки, да так, что блюдо не теряло свой вид.
В воздухе разлился вкусный запах запеченной рыбы, сдобренной минимальным количеством специй — она была свежей и не нуждалась в добавках. Конечно, присутствовали и соусы: первый — лимонный, второй — из оливкового масла с зеленью и чесноком, третий — кисло-сладкий, похожий на азиатский.
Эльф не притронулся к бутылке виски и налил нам обоим белого вина. По тому, как он на меня смотрит своими бирюзовыми глазами, я совершенно четко поняла: полковник испытывает не один вид голода. После рыбы настанет мой черед. И я никак не могла определиться с собственными чувствами; то ли меня возмущает такой неприкрытый плотский интерес эльфа, то ли будоражит. Бирюзовый взгляд определенно и без намеков говорил: «хочу», и какая-то часть моего «я» никак не хотела остаться равнодушной, потому что откликалась на простейший примитивный зов, зов тела.