Дитя души. Мемуары
Шрифт:
Заплакал Петро, но делать было нечего; на окнах были решетки толстые, и уйти ему было нельзя.
Пошел тогда старик кликать клич по селу, и созвал людей, и ободрил их, и сказал им громко: «Люди-христиане, отчего вы все так напуганы? Не бойтесь, я говорю вам. Пойдемте, свяжем прекрасного Петро, нашего крахта-кандильанафта, и предадим его начальству неверному, чтоб его удавили, а не меня. Ибо я за него поручителем».
Образумились люди, отворили двери, связали Петро и отвели его в город.
В городе сарацыны [19] судили Петро за убиение янычара и присудили повесить его в пятницу
Было это пред самою Пасхой, и благочестивые христиане по тюрьмам к празднику, для спасения души своей, посылали хлеб, елей, рис и баранов для раздачи плененным, заключенным людям.
В то время сидел и Петро в особой темной и тесной комнатке на сырой земле, в тяжких цепях скованный, молясь угоднику Николаю и апостолу Петру и проливая слезы над черною судьбою своей.
19
Сарацины – так европейцы называли сначала арабов, потом вообще магометан, нехристиан, против которых предпринимались крестовые походы.
Пришел в тюрьму тогда один великий купец христианский, чтобы при себе велеть раздать милостыню заключенным; имя ему было Хаджи-Дмитрий [20] .
Был он в городе великий богач, и дружбу большую имел с самим князем того города, и много денег князю давал, когда тому было нужно. Он носил каждый день длинную шелковую одежду из дорогого сирийского шелку и шубу многоценную, всю из куницы и соболя, и колпак на голове его высокий также из куницы и соболя был.
Хаджи-Дмитрий сказал стражам:
20
Хаджи – почетный титул мусульманина, совершившего хадж (паломничество) в Мекку.
– Покажите мне этого разбойника, крахта-кандильанафта, прекрасного Петро, который благородного агу [21] нашего умертвить осмелился. Покажите мне его, чтоб я мог ему в очи плюнуть за это и наругаться над ним.
Стражи с радостью впустили Хаджи-Дмитрия к Петро. Хаджи-Дмитрий поднес к лицу его фонарь, и когда Петро приподнял на него прекрасные очи и сказал ему:
– Эффенди [22] , спаси меня! – Хаджи-Дмитрий плюнул ему три раза в очи и воскликнул:
21
Ага – в султанской Турции титул военачальников.
22
Эффенди – в Турции слово, употребляющееся как вежливое обращение к мужчине.
– Пусть Св. Николай и апостол Петр спасают; а я тебе не спаситель, ибо ты нашего благородного агу умертвил!
И, громко ругая его, закричал слугам своим, которые за ним корзины с пищей носили:
– Этому негодяю крахту-кандильанафту прекрасному не давать ни крохи от хлеба нашего, ни косточки от мяса нашего и ни капли елея!
И вышел из тюрьмы хитрый купец.
Тотчас же пошел он к князю, поцеловал край его одежды и сел у ног его на ковре.
А князь был гневен в тот день и молчал.
И Хаджи-Дмитрий долго не молвил слова ему, чтобы свою душу не погубить.
Наконец грозный князь сказал ему:
– Что ты молчишь? Разве ты не знаешь
– Государь мой и владыко мой! – воскликнул Хаджи. – Бесславности твоей разве неизвестно, что нищий смелее богатого человека?
– Что эти слова твои означают? – спросил князь благосклонно.
Хаджи-Дмитрий объяснил:
– А то они означают, что если б я не богат был твоими милостями, то я бы и не трепетал так утратить их. И трава полевая к солнцу блестящему цветком обращается и без теплоты его жить не может. И курица, когда пьет воду из лужицы малой, к небу после всякого глотка голову свою куриную поднимает, чтобы Бога за утоление жажды благодарить; а у меня разве куриная голова, что я забуду, как я твоею добротой живу и в городе всеми почтен.
Князь велел ему сесть поодаль на диван, и чубук приказал ему дать, и спросил, что нового.
– Мало нового, владыко мой! Все старое, – сказал Хаджи. – Одно только есть новое: привезли трех девушек из черкесских дальних гор. Одной 16 лет, другой 15, а третьей 14. У одной волосы черные, как сталь блестят, у другой как лен, а у третьей красные, как огонь. У черноволосой глаза голубые, а у белокурой глаза черные, а у третьей, рыжей, такие зеленые, как смарагд. Я таких и не видывал. Имя первой Гюзель, то есть красивая, вторую зовут Назик – нежная, а третью Тюрлю-Тюрлю – разная-разная, потому что она очень любопытная и разные вещи знает, чтобы веселить и смешить человека.
Повернулся к нему князь, и велел ему еще поближе к себе сесть, и другой чубук приказал ему подать, золотом весь оплетенный, с большим янтарем, который был жемчугом окружен снизу.
А Хаджи продолжал:
– И ножки у них у всех трех малы и вогнуты в ступне хорошо. Я водой ноги им мочил и мокрыми ногами на пол их ставил и увидал, что ножки их в подъеме высоки и не плоски. И ночью спят они – не храпят, и покорны сердцем. Гюзель из них на тамбуре [23] играет, Назик песни поет, а Тюрлю-Тюрлю пляшет искусно, бряцая серебряными звонками.
23
Тамбур – восточный трехструнный щипковый музыкальный инструмент типа мандолины с корпусом грушевидной формы и длинной шейкой.
Князь опять задумался и сказал Хаджи:
– Которую выбрать?
– Не выбирай, господин мой милостивый… Зачем тебе выбирать? Выберешь ты ту, которая пляшет, без песни и без тамбуры как она будет плясать? Выберешь одну тамбуру без песни и пляски, – один звон пустой без слов для души и без очей услаждения будешь слышать. Выберешь песельницу одну – надоест тебе и она. Не выбирай, они все для тебя приготовлены… Прими от раба твоего смиренный дар и не гневайся…
– Приму, – сказал князь.
Послали тотчас за девушками, и когда подняли на дверях больших занавес, то вошли они разом все три в эти двери: одна черная, с голубыми очами, другая белокурая, с черными, и третья рыжая, огненная, лучше всех, с очами, смарагду подобными; одна в пурпуровой одежде с золотом, другая в голубой с серебром, а третья в светло-зеленой с серебром и золотом вместе. Гюзель тотчас же села на ковер и играть на тамбуре стала; Назик песню запела:
– Скажи, о скажи мне, прекрасная птичка… Скажи, соловей мой вечерний… Есть ли на свете всем князь молодой Храбрее льва разъяренного, и змея мудрее, И голубя кротче, и розы душистей, И крепче железа, и звезд пресветлее?.. – Я его вижу! – сказал соловей.