Дитя лета

Райс Луанн

Обернувшись к Лили, он увидел, как у нее затрясся подбородок, а глаза голубой цапли переполнились тревогой. А он стоял – просто так, вместо того чтобы прижать ее к груди, чего ему очень хотелось бы сделать.

– Идут, – сказал он.

– Спасибо.

Ровно через две секунды дверь отворилась. Появилась высокая молодая сестра с регистрационной картой в руках. Она приветливо улыбнулась, ничуть не смутившись хищным голосом Лаэма.

– Мисс Мэлоун? – спросила она.

– Мне нужно повидать Роуз, – повторила Лили.

– Идемте со мной, – сказала сестра.

Лили поспешно проскользнула мимо нее, и дверь за ними затворилась.

Лаэм стоял в зеленом зале ожидания с комком в горле. Нет, он, конечно же, не ждал, что его тоже впустят, но все же надеялся.

Он пошел к окну и стал глядеть на памятник. Стела была высокой и узкой, со сглаженными гранями, глубокими продольными желобами и острым завершением. Когда Лаэму было три года, камень казался ему таким массивным и суровым. Так было и теперь. Памятник тем, кто служил в армии во время войны и погиб на фронте. Лаэм живо представил, как они с отцом стоят в его тени, остро почувствовал, как тогда, будучи трехлетним ребенком, горевал над погибшим прадедом, которого никогда не знал.

Двое врачей вышли из лифта, оба в белых халатах поверх зеленых спецовок. Они нажали кнопку вызова и их пропустили в отделение. У Лаэма захолонуло внутри: наверное, они идут осмотреть Роуз, побеседовать с Лили.

Снова обернувшись к окну, он заметил листья на деревьях, клумбу с ноготками у подножия памятника. Было лето. Тень стелы удлинялась, как продолжительность дня. Он поглядел на часы – было уже семь вечера – и вспомнил вторую часть истории прадеда, ту, что была связана с оставшейся дома семьей. Историю о тех, кто его ждал, о том, как прабабушка переживала, вернется ли он живой.

Потом он подумал о Лили – как она там, в отделении, ждет, что будет с Роуз. Как часто ожидание оказывается самым трудным испытанием!

***

Медсестра, которую звали Бонни Макбет, повела Лили через отделение. Здесь было очень много детей всех возрастов, подключенных к всевозможным аппаратам, но Лили интересовала единственная девочка – во второй кроватке слева: Роуз.

Лили выхватила ее взглядом из всей палаты мгновенно, как рыболовным крючком. Она еще даже не успела увидеть лица дочери, но уже твердо знала: это она. Очертания и размер тела под белым ячеистым одеялом, свойственная ей забавная манера держаться правой рукой за перила кровати. И сейчас ее маленькие пальчики ухватили поручень из нержавейки. Лили зашла за занавеску и взяла эту ручонку, наклонившись над девочкой, чтобы поцеловать ее в щечку.

– Мамочка, – произнесла Роуз.

– Привет, моя радость.

Зеленые глаза дочери поначалу внимательно оглядели Лили сверху донизу, словно впитывая в себя ее образ, желая удостовериться, что она действительно рядом. Затем веки дрогнули, полусомкнулись, взгляд рассеялся, потом снова сфокусировался, и глаза закрылись. Лили знала, что Роуз ввели морфий. Она чуть крепче сжала руку дочери.

Аппараты обнадеживали спокойным пощелкиванием. Роуз была под капельницей. Лили внимательно рассмотрела внутренний сгиб локтя, чтобы удостовериться, что на нем нет синяка от иглы. Вены девочки были тонки и порой хрупки, но, поскольку прошло уже много времени с тех пор, как ей делали внутривенное вливание, они были целы и здоровы. Ни синяков, ни следов непопадания на руке не было. Однажды Лили чуть с ума не сошла, когда при ней сестра четыре раза подряд вводила Роуз иглу и не попадала в вену.

Пока

Роуз спала, Лили держала ее за руку. Бонни Макбет стояла рядом. Лили взглянула на нее. Они виделись в предыдущие разы, но тогда Бонни работала с другими детьми. Ведущий лечащий врач Роуз находился в Бостоне, поэтому Мельбурн служил в основном пунктом скорой помощи и, слава богу, в последнее время достаточно редко.

– Ей удобно, – тихонько сказала Бонни. – Мы ввели ей морфий, чтобы она успокоилась. Она поступила в очень возбужденном состоянии.

– Спасибо, – сказала Лили. – Ее ведь пришлось отправить вертолетом.

– Это кого угодно приведет в возбуждение, – улыбнулась Бонни.

Лили кивнула, не отпуская руку Роуз.

– Вы не хотели бы пройти к столу, где мы могли бы поговорить? Девочка вроде бы спит, но все же…

Лили сомневалась. Ей не хотелось отпускать руку дочери. Она просто не могла этого сделать.

– Все в порядке, – почти шепотом ответила она. – Роуз у нас – капитан своего корабля. Она все о себе знает и понимает, что с ней происходит. Мы можем поговорить здесь.

Бонни не удивилась. Мамы маленьких пациентов кардиологического отделения были совершенно несгибаемы – при этом дети обладали этим качеством вдвойне. Тем не менее она немного отвернулась, вынуждая Лили последовать ее примеру, хотя та упорно продолжала держать Роуз за руку.

– В карте девочки есть запись о том, что она назначена на операцию в Бостон.

– Да, которая должна состояться на следующей неделе. Ей нужно менять ткани, прежние ослабли.

– Это верно. Как только она к нам поступила, мы, естественно, сделали обследование. Сердце увеличено, легкие испытывают недостаток воздуха, поэтому появляется синюшность. Девочка смогла сама нам сообщить, что в последнее время у нее было несколько таких эпизодов. Причина заключалась именно в этом.

Как раз в этот момент вошли два врача и поздоровались. Это были Пол Колвин, с которым Лили уже была знакома, и Джон Сюр – его она пока не знала. Они делали обход и попросили Лили выйти из-за занавески.

– Я бы хотела остаться, – сказала она.

– Это очень мило, – возразил Пол Колвин, старший из них, кардиохирург, создавший здесь, в Мельбурне, очень достойное отделение. – Но мы вынуждены просить вас немного отойти, всего на несколько минут.

Наверное, его седина и строгий взгляд внушили бы почтительный страх, окажись перед ним другая мать. Но Лили замотала головой, не желая отпускать руку дочери.

– Пожалуйста, доктор, – сказала она. Ей не хотелось спорить, да этого и не требовалось. Они уже ранее встречались, поэтому он знал, с кем имеет дело, и позволил ей остаться.

Роуз прослушали стетоскопом, проверили приборы, сняли показания. Лили была рада, что врачей всего двое и что в больнице Мельбурна нет студентов и стажеров. Она вспомнила, как в возрасте десяти месяцев Роуз лежала в больнице в Бостоне в ожидании решения об оперировании. И возле нее постоянно стайками вертелись студенты в своих зеленых формах: они исследовали ее, мяли, простукивали, прощупывали, прослушивали сердце, – так что ребенок в конце концов начинал плакать. И тут же синел.

Лили не медлила, хотя и не имела опыта в больничных процедурах. Она отправилась к главному врачу и нажаловалась ему. Визиты студентов прекратились. Она с самого начала научилась быть медведицей, а с годами стала еще свирепее.