Дитя любви

Робардс Карен

– Просто Лайл не сообщил об этом мне.

Вирджиния спокойна посмотрела на нее.

– Мужчины часто бывают забывчивыми.

– Неужели? – невесело рассмеялась Мэгги. Вирджиния нахмурилась и вернулась к книге, затем вновь подняла глаза на Мэгги.

– Ты очень рано вернулась. Где Лайл? Что-нибудь… случилось?

Секунду Мэгги смотрела на свекровь. Ей очень хотелось разрушить стену притворства, существовавшую между ними долгие годы, и рассказать жестокую правду. Слова уже готовы были сорваться с языка, но она сдержалась. Вирджиния стара, плохо себя чувствует и на самом деле не хочет ничего знать.

А

кроме того, разве она может помочь ей? Она не имеет власти над сыном, и, даже если и не одобряет какие-то его поступки, все равно она на его стороне, поддерживает его во всем в ущерб ей, Мэгги, и кому угодно, когда этот кто-то становился на пути Лайла. Мэгги слишком хорошо знала свою свекровь и почти не сомневалась, что любая серьезная жалоба будет тут же передана Лайлу, не буквально, конечно, а с материнской укоризной, мол, неужели такое могло произойти. Безусловно, Вирджиния сделает это из лучших побуждений, но вред, который она тем самым причинит ей, будет огромным.

Ответ Мэгги прозвучал легко и непринужденно:

– Я просто неважно себя чувствую. А вернулась домой одна потому, что не хотелось портить людям вечер. Поскольку Дэвида нет, я сейчас приму снотворное и лягу спать. Когда Лайл вернется, скажите ему, чтобы не пытался разбудить меня, после таблетки это бесполезно.

Перед тем как лечь спать, Лайл всегда заглядывал к матери. Сначала Мэгги думала, что это нежная привычка, но потом, когда Лайл проявил по отношению к ней, своей жене, поистине жестокое равнодушие, подобная процедура стала вызывать у нее неприязнь.

Теперь же она воспринимала все спокойно и даже находила удобным: можно общаться с Лайлом через мать, по возможности избегая личных встреч. Вирджиния пристально посмотрела на нее.

– Хорошо, я скажу. Как твоя рука?

– Спасибо, лучше.

– Мэгги…

– Да?

– Нет, ничего.

Внезапно Мэгги увидела, как устала и постарела Вирджиния. Темные серые круги под глазами стали еще явственнее и выглядели как огромные синяки; яркий свет лампы делал ее неестественно белую, покрытую сетью мелких морщин, кожу еще более безжизненной; рот втянулся, губы почти обескровились, тонкая, как у птицы, шея казалась жалкой, а вид выпирающих под тонкой бумажной кожей ключиц больно поразил Мэгги. Она почувствовала внезапную жалость и беспокойство.

– Как вы себя чувствуете, Вирджиния? Свекровь взмахнула рукой, словно отгоняя вопрос.

– Все хорошо. Просто немного устала. Почему ты не идешь спать, если ради этого вернулась так рано? Я хочу почитать.

Ответ прозвучал почти грубо, но Мэгги не обиделась – она понимала, как Вирджинии, которая всю жизнь была стойкой, сильной, спортивного склада женщиной, неприятно признавать, а тем более показывать, что сейчас она слаба и немощна. Это смущало ее. Мэгги тепло улыбнулась свекрови.

– Конечно. Вам ничего не нужно?

– Нет. Если что-то понадобится, позову Луэллу. – Вирджиния взглянула на невестку, и глаза ее потеплели. – Спасибо, что спрашиваешь. Спокойной ночи, Мэгги.

– Спокойной ночи.

Прежде чем выйти, Мэгги остановилась у двери и помахала Вирджинии на прощание. Оказавшись в коридоре, она на мгновение загрустила. Жаль, что отношения со свекровью не шли дальше взаимной вежливости, если бы замужество сложилось иначе, они могли бы стать друзьями. Но при существующем положении она ничем не могла помочь Вирджинии, так же, как и Вирджиния ничем не могла помочь ей. Постояв еще минутку, Мэгги по длинным коридорам направилась в центральную часть дома и вскоре думала уже совсем о другом.

В конце широкой изгибающейся лестницы, ведущей на второй этаж, она уже почти бежала. Еще несколько минут – и она свободна! От этого ощущения у нее, словно у заключенного, перед которым вот-вот раскроются ворота тюрьмы, даже закружилась голова, но, по крайней мере, два часа у нее есть. Потом все будет по-прежнему, рано или поздно ей придется встретиться с Лайлом.

При воспоминании о Лайле в ней шевельнулся страх, но, твердо решив насладиться глотком свободы, она прогнала мрачные мысли, то, что неминуемо должно случиться, все равно произойдет, вот тогда она и подумает об этом.

Если бы Лайл узнал, что она иногда делает вечерами, якобы приняв снотворное и рано ложась спать, то задохнулся бы от злости, но, Бог даст, он этого не узнает. Теперь он редко появлялся в ее комнате. А если бы даже и решил заглянуть к ней, то она надеялась, что, не достучавшись, он в конце концов уйдет. Вполне возможно, что именно сегодня вечером Лайл и придет, так как он в бешенстве от того, что произошло в клубе, поэтому к тому времени, как он вернется, она должна быть дома, но при этом запереть дверь. Мэгги знала, что Лайл не станет поднимать шум, чтобы войти к ней, а утром она всегда сможет сослаться на снотворное и сказать, что не слышала, как он стучал. Она установила еще один замок, мотивируя это дополнительной мерой предосторожности, но на самом деле лишь для того, чтобы защититься от Лайла, поскольку ключа от второго замка у него не было. Мэгги предполагала, что у него нет ключа, хотя, имея дело с Лайлом, ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Хорошо еще, что ей удалось уехать домой без него, в противном случае скандал был бы неизбежен.

Завтра ей придется увидеться с ним, но она постарается сделать так, чтобы они не оставались одни. Вместе с другими членами семьи они поедут в церковь, потом в клуб на ленч, затем он останется играть в гольф, так что, если повезет, она опять успеет запереться в спальне прежде, чем он вернется домой.

Но сейчас эти несколько часов принадлежат ей. Раз десять в году, заперев дверь и выключив свет, она умудрялась выскользнуть из дома через окно. Вот и сейчас она уже считала минуты, когда сможет потихоньку убежать.

Сегодня ночью она должна это сделать во что бы то ни стало: надо выкопать «подарок» Ника и спрятать в единственно надежном месте, где его никто не найдет, в том месте, где ее любили и готовы были защитить, – в доме тетушки Глории.

Когда-то Мэгги купила этот небольшой домик для отца. Даже сейчас, спустя почти девять лет после его смерти, ей приятно было осознавать, что, несмотря на свое, мягко говоря, неудачное замужество, она смогла поддержать отца, и последние два года жизни он провел ни в чем не нуждаясь. Вскоре после рождения Дэвида, снимая деньги со своей кредитной карточки и откладывая все, что щедро давал ей Лайл, обрадованный появлением наследника, она сумела скопить достаточно, чтобы купить небольшой обветшавший домик на берегу Индианы; она знала, что отец всегда мечтал жить у реки. Затем она перевезла его из муниципальной квартиры, где выросла сама и где продолжал жить отец. Он расплакался, когда она передала ему купчую. Так ее отец, Хорхе Луис Гарсиа, первый представитель семьи, родившийся в Соединенных Штатах, стал домовладельцем. Его мечта сбылась.