Дитя океана. Дилогия
Шрифт:
Ареналь зашипел, цедя сквозь стиснутые зубы проклятья на незнакомом языке. Одним движением келпи сорвал с себя чужие лохмотья и задрожал, обращаясь в коня. Я поспешно запрыгнула в седло и прижалась к мощной шее речного духа, обхватив ее руками.
Дальнейшие события напоминали безумство. Ареналь мчался через пустырь, с трудом лавируя между огненных снарядов, лившихся на нас с частотой града. Я вцепилась в его шею, забыв про узду, и только помощь сильфа удерживала меня в седле, не давая упасть. Пульсары бомбардировали нас с завидной точностью, лишь природная ловкость келпи спасала от прямого
— Сюда! — Райзен остановился посреди пустыря, неистово махая руками.
За спиной дуэргара замер фомор, сбросив плащ и подняв вверх когтистые руки. В свете молний я видела его черную спину, бугрившуюся мощными мускулами, и искрящееся бледно-голубое сияние, обхватившее его ладони. Он стоял, обернувшись лицом к городу, и создавал гигантский полог тишины, собираясь отрезать место стычки от случайного взгляда со стен.
Мы были уже почти рядом. Оставалось всего несколько футов, когда Ареналь шарахнулся в сторону, уходя от столкновения с очередным пульсаром. Незамеченный сгусток огня врезался ему прямо в круп. Как раз в то место, что облюбовал себе кот.
Келпи замер, словно с разбега наткнулся на гранитную стену, и обреченно заржал, нагибая голову книзу. Я почувствовала, как он валится набок, занесла ногу, надеясь спрыгнуть с него до того, как он упадет, но не успела. Пылающий снаряд ударил меня в плечо, выбивая из седла, и адская боль расплылась по всему телу.
Я упала. Чьи-то руки успели меня подхватить и сбить пламя. Это был Райзен. Прижав меня к себе, он закричал:
— Тай, Ареналь, держитесь!
А потом шепнул, обращаясь ко мне:
— Всего один шаг!
Но я уже ничего не понимала от невыносимой боли, охватившей мою руку. Ворот платья и рукав обгорели, на плече вздулся безобразный ожог, кожа пылала, будто я находилась в эпицентре огня. Сознание уплывало. Но я еще успела почувствовать, как земля становится мягкой, и мы проваливаемся в густой туман Сумеречного края…
***
— Девочке нужен покой. Если вы хотите, чтобы лечение дало эффект, дайте ей отлежаться пару дней.
— Лекарь, ты не понимаешь! У нее нет этой пары дней. Если ты не поставишь ее на ноги сегодня к вечеру, я разнесу твою богадельню по бревнышку!
Хлопнула дверь. Удар отозвался в голове тупой болью. Заныла рука, напоминая о бегстве и нападении. Где я? Что происходит?
Я услышала тяжелый вздох. Мягкая поверхность, на которой я лежала, прогнулась под весом чужого тела. Кто-то осторожно присел рядом со мной, и мне на лоб легла сухая ладонь.
— И как я должен это сделать? — пробормотал незнакомый голос. — Я же целитель, а не бог!
Я открыла глаза. Первое, что увидела — это был потолок: низкий, закопченный, сложенный из необструганных балок, с торчавшими из щелей мхом и паклей. Я повернула голову в сторону говорившего и наткнулась на сухонького сгорбленного старичка, смотревшего на меня с задумчивым выражением на морщинистом лице, похожем на печеное яблоко. Редкие седые волосы были убраны в гладкий хвост, открывая нахмуренный лоб, а нижнюю часть лица украшала неимоверно густая окладистая борода, заплетенная в необычную косу.
— Где я? — выдавила я из себя. Слова продирались через горло будто песок. — Что со мной?
— Очнулась, деточка? — старик вскочил, засуетился. — Вот и хорошо, вот и слава богам!
Я поняла, что лежу на узкой деревянной кровати, утопая в перине, в каком-то маленьком темном помещении без окон. Когда незнакомец отошел в сторону, я смогла рассмотреть, что всю меблировку этой комнаты составляют лишь кровать, стол да большой сундук, задвинутый в дальний угол. Он поблескивал из полумрака светлым металлом, которым были оббиты его углы.
Старик взял со стола какую-то плошку, помешал в ней деревянной ложкой и протянул мне.
— Пей, деточка, это придаст тебе сил.
— Что это?
Я неловко приподнялась на кровати. Что-то сковывало мои движения. Скосила взгляд на раненую руку. Кто-то наложил на нее плотную повязку, которая не давала шевельнуть ни плечом, ни локтем. На серой ткани проступили желтоватые пятна неизвестного лекарства. Я принюхалась. Горьковатый запах прогорклого свиного жира говорил сам за себя.
— Сильный ожог? — спросила я, беря плошку в здоровую руку.
— Удивительно, но могло быть гораздо хуже! — старик покачал головой. — Прямое попадание! И пульсар был не слабенький, по всей видимости. Я таких ранений насмотрелся за свою жизнь. Здоровым мужикам руки отрывало, а у вас только кожа покраснела и немного вздулась. Вам невероятно повезло!
— А в плошке что?
Мутная зеленоватая жижа с резким запахом не вызывала аппетита.
— Эмульсия из норинейского камня. Ну и травки кое-какие для поднятия аппетита.
Я задумалась, осторожно пробуя незнакомое лекарство. Норинейский камень был необычным веществом, похожим на засохшую темно-зеленую глину. В воде распадался на мельчайшие частицы, придавая ей неприятный запах и цвет, но при этом обладал удивительно сильными восстанавливающими свойствами. Очень редкое вещество, поставлявшееся в Гленнимор из Эребии — соседнего государства. Сама я его никогда не видела, но неоднократно встречала описание в тех книгах по целительству, что довелось мне прочитать.
Отхлебнула и скривилась от кислого вкуса. Рот моментально наполнился слюной.
— Обязательно лечить меня этим? — я отодвинула плошку. — Где вы это взяли?
— Так тирн ваш где-то достал. Ох, он у вас такой грозный!
Я вспомнила разговор, заставивший меня проснуться. Второй голос точно принадлежал Райзену! Я не могла ошибиться.
— Мой тирн? — уточнила на всякий случай.
— Да, брат ваш, Олан Перт. Такой заботливый!
— Брат, значит, — пробормотала я, отводя взгляд.
Сердце кольнуло неприятное чувство, словно меня предали. Так вот значит, кто я для него, всего лишь сестра, с которой он неплохо провел пару часов. А чего же я ожидала? Он ведь все сказал мне там, у стен города.
Губы сами собой скривились в горькой усмешке. Глупая маленькая Линн, а на что ты надеялась?
— Где он? — спросила я, стараясь сдержать истерический смешок, рвущийся с губ.
— Ваш брат отправился в город, сказал, что у него там дела.
— В город? — я встрепенулась, вспомнив о важном, — а какой сегодня день?