Дитя Реки. Корабль Древних. Звездный Оракул
Шрифт:
Живые хоронят мертвых, идут дальше и забывают. Мы помним. В этом наш первый долг. В Изе есть архивариусы, которые утверждают, что могут проследить родословную всех рас Слияния до самых первых людей. Моя семья сохраняет гробницы тех самых предков, их тела и утварь. Эти архивисты считают, что слова сильнее тех явлений, которые они описывают, и что лишь словам даровано бессмертие, а все остальное превращается в тлен, но мыто знаем, что и слова подвержены изменениям. Истории меняются, каждое поколение находит в любой легенде свой урок. При каждом пересказе история чуть-чуть изменяется, и так до тех пор, покуда не получится нечто совсем иное. Властитель, одолевший героя,
Йама вспомнил об эдиле, который так доверяет предметам, сохранившимся в земле. Он сказал:
— Мой отец пытается понять прошлое по тем обломкам, которые от него остались. Может быть, меняются не истории, а само прошлое, ведь все, что остается от прошлого, — это лишь то значение, которое мы вкладываем в эти остатки.
У него за спиной Озрик заметил:
— Тебя учил архивариус. Такое как раз мог сказать один из этих близоруких книжных червей, да пребудет благословение с ними со всеми и с каждым в отдельности. Видишь ли, прошлого на самом деле больше, чем записано в книгах. Этот урок мне приходилось постигать снова и снова, молодой человек. Все обыденное и человеческое исчезает, никем не записанное, а остаются лишь истории о жрецах, философах, героях и властелинах. Множество выводов делается по камням алтарей и святыням храмов, но аркады, где по ночам встречаются влюбленные и болтают приятели, дворики, где играют ребятишки, — они ничего не значат. В этом ложный урок истории. Но все же мы можем взглянуть на случайные сценки прошлого и задуматься об их значении. Это я тебе и принес.
Озрик держал под белой тканью какой-то квадратный плоский предмет. Взмахнув рукой, он сдернул салфетку и показал тонкую прямоугольную каменную пластинку, которую положил в лужицу солнечного света на мощенном плиткой полу балкона.
Йама сказал:
— Мой отец коллекционирует такие картины, но эта, кажется, пустая.
— Вероятно, он собирает их для важных исследований, — сказал Озрик, — но мне жаль это слышать. Их настоящее место не в коллекции, а в тех гробницах, где их когда-то установили.
— Меня всегда удивляло, почему, прежде чем начать действовать, они должны напиться солнечного тепла, ведь их помещают в темноте склепа.
— Гробница тоже пьет солнечный свет, — объяснил Озрик, — и распределяет его между своими компонентами в соответствии с необходимостью. Картина реагирует на тепло живого тела, и в темноте гробницы она проснется в присутствии любого зрителя. Вне гробниц, без своего обычного источника энергии картинкам тоже требуется солнечный свет.
— Потише, муженек, — шепнула Беатрис, — она просыпается.
Смотри, Йама, и познавай. Это все, что мы можем тебе показать.
По пластинке, смешиваясь, бежали разноцветные блики, казалось, они трепещут под самой поверхностью. Сначала блеклые и бесформенные — просто пастельные ручейки в млечной глубине, — они постепенно расцвечивались все более ярким сиянием и наконец сложились, вспыхнув серебряным светом, в четкое изображение.
На мгновение Йаме почудилось, что пластина превратилась в зеркало и оттуда с жадностью смотрит его собственное взволнованное лицо. Но когда он приблизился, человек на картине повернулся, словно беседуя с кем-то за пределами рамы, и Йама увидел, что это лицо принадлежит человеку значительно старше его самого, увидел морщинки в уголках глаз, суровую линию рта. Но форма глаз и круглые синие радужки, но абрис лица и бледная кожа, но грива вьющихся черных волос — все, все было, как у него! Он вскрикнул от удивления.
Теперь человек на картине с кем-то разговаривал и вдруг улыбнулся невидимому собеседнику. Эта улыбка, быстрая и открытая, всколыхнула всю душу Йамы. Человек отвернулся и изображение скользнуло с его лица на вид ночного неба. Это было не небо Слияния: на нем, будто алмазы на черном бархате, сверкали яркие россыпи звезд. В центре картины застыл клубок тусклого красного света, и Йама заметил, что звезды вокруг него, образуя четкие линии, будто втягиваются в эту красную бездну. Изображение сместилось, звезды черточками мелькнули на небосклоне, на миг картина остановилась на пучке ярких лучей, рассекающих чистейший цвет фона, затем померкла.
Озрик завернул пластинку в белое полотно. Йаме тут же захотелось убрать эту ткань, увидеть, как в глубине пластинки вновь расцветает картина, вдоволь насмотреться на лицо незнакомца, незнакомца, который принадлежал к его расе; он хотел разобраться в рисунке созвездий за спиной своего давно умершего предка. От возбуждения у Йамы стучало в висках.
Беатрис вложила ему в руку отороченный кружевом квадратик. Платок. Лишь тогда Йама заметил, что плачет.
Озрик сказал:
— У нас здесь расположены самые древние гробницы во всем Слиянии, но эта картина старше любого предмета в Слиянии, ибо она старше самого Слияния. Она демонстрирует первую стадию создания Ока Хранителей и те земли, по которым ступали Хранители до того, как ушли через Око и канули в далекое прошлое или вообще в иную вселенную, что тоже вполне возможно.
— Мне хотелось бы увидеть гробницу. Я хочу знать, где вы нашли эту картину.
Озрик ответил:
— Картина хранилась в Департаменте Кураторов Города Мертвых очень, очень давно. Если она и была когда-либо установлена в гробнице, то это было столько времени назад, что никаких записей не сохранилось. Твоя раса ступала по земле Слияния при самом его создании — и вот шествует снова.
Йама сказал:
— Уже второй раз я слышу о том, что меня ждет какое-то таинственное предназначение, но никто не хочет объяснить, почему именно меня и что это за предназначение.
Беатрис обратилась к мужу:
— Он разберется во всем достаточно скоро. Мы не должны больше ничего рассказывать.
Озрик подергал себя за бороду:
— Мне известно далеко не все. Например, что сказал лжец или что находится дальше конца реки. Я пытаюсь запомнить это снова и снова, но не могу.
Беатрис взяла ладони мужа в свои и объяснила Йаме:
— Однажды он был ранен и теперь иногда путается в том, что может случиться, а что уже случилось. Помни о пластине. Это важно.
Йама взмолился:
— Я знаю меньше вас. Позвольте мне еще раз взглянуть на картину. Возможно, там есть еще что-нибудь.
Беатрис перебила:
— Может, узнать твое прошлое и есть твое предназначение, дорогой. Только познав прошлое, ты можешь познать самого себя.
Йама улыбнулся: именно под таким девизом Закиль имел обыкновение вести свои бесконечные уроки. У него складывалось впечатление, что кураторы мертвых, библиотекари и архивариусы настолько похожи между собой, что они искусственно преувеличивают разницу, раздувая ее до смертельной вражды, совсем как братья, которые ссорятся и дерутся по пустякам, просто чтобы утвердиться как личности.