Дива

Алексеев Сергей Трофимович

Возле Зарубина они остановились, и мужик полез в карман за куревом.

— Вы откуда здесь? — тупея, спросил Зарубин.

— Утром на молоковозе приехали, — удовлетворён­но доложил попутчик. — Вот, выбрали себе кормилицу!

И горделиво погладил рогатую голову.

Его жена, кажется, тоже была счастлива, но практич­но попросила:

— Посмотри-ка опытным глазом, стельная ли? А то ведь мой леший-то ницё не понимает!

— Да стельная она! — рявкнул мужик, — будто я стель­ных не видал!

— Ты баб видал, а это корова!

— Не корова, а тёлка! Покрытая!

— Вы где её взяли? — спросил Зарубин, чувствуя,

как скачут мысли.

— Как — где? — опешил попутчик. — В стаде у Дра- кониной вдовы.

— Ты не подумай дурного, — заторопилась тётка. — Не украли, деньги ей заплатили. А Дива Никитична гово­рит, поезжайте и выбирайте сами. Чтоб обиды не было. Какую возьмёте, такую и ладно. Ещё на молоковоз свой посадила.

— У Дивы здесь стадо? — спросил Зарубин.

Попутчики переглянулись.

— Как сказать, — начал темнить мужик. — У него тут нетели стояли. Той самой тряпочной породы, джер­си. А про стадо не знаю... Ты лучше скажи, как охота? Добыл кого или впустую?

— Пока впустую, — признался он.

— Говорят, дива поймал? — засмеялся попутчик. — Или это не добыча?

— Куклу поймал, резиновую...

Открывая секрет, как и где леших ловить, он заведо­мо знал, что будет китайская игрушка!

— Борута чудит? Он на это мастер. Я тебе про хвост рассказывал...

— А зачем приходил молоковоз? — спросил Зарубин.

— За молоком, — встряла попутчица. — За чем ещё? Ты лучше глянь, стельная ли?

— Стельная, — не глядя сказал он. — А дойка закон­чилась?

— Дак и молоковоз ушёл! — поспешила тётка. — Те­бе-то чего?

— Молочка хотел попить. Парного.

— Опоздал маленько, доярочки уехали...

Баешник натянул верёвку.

— И дойку закрыли.

— Как это — закрыли?

Попутчики опять переглянулись.

— От чужого глаза закрыли, — серьёзно сказал Ба- сшник.

— Не наше это дело, — спохватившись, строго произ­несла тётка и взмахнула хворостиной. — Нам люди до­брое дело сделали. Нечего тут языком молоть...

Нетель нехотя побрела за новым хозяином, серди­то отмахиваясь хвостом. И пошли они по дороге к ла­базу, как и Дива Никитична! Он даже предупреждать их не стал, словно заворожённый, проводил взглядом и спросил невпопад:

— Вы что же, так и поведёте?..

— А мы напрямки! — откликнулся Баешник, не обо­рачиваясь. — Ты ездишь окольными путями, а мы пря- мицами. Это совсем близко!.. Ну, ни пуха тебе, ни пера!

Они спустились с холма, некоторое время ещё помель­кали в молодом сосняке и исчезли из виду в том месте, куда уходила Дива Никитична. По прямице, которая шла в бро­шенную деревню с силосными ямами! С пространствами тут и в самом деле творилось что-то невообразимое или с его мозгами, не приспособленными к ориентации на мест­ности. Можно было и впрямь подумать, что они, эти про­странства, как и литосферные плиты, наползли друг на дру­га и перемешали ориентиры во времени и пространстве.

Уводимая нетель прощально проревела уже из чащобы, и её голос привёл в чувство, Зарубин прыгнул в машину. Три часа будто корова языком слизнула — было уже де­вять, а они с журналистом Хохоловым договорились встре­титься возле Пижменского Городка ровно в десять!

13

Поскольку прямым дорогам он не доверял, то поехал

кружным, но знакомым путём, через базу. Он даже заезжать туда не собирался, думал сквозануть мимо и сразу к ме­сту встречи. Однако проскочить не удалось: возле импровизированной воротной арки, где встречали гостей, Зарубин угодил в руки Недоеденному. Куклу йети, вы­ставленную у въезда, как добычу и символ победы над туземцами-конкурентами, куда-то убрали, не спавшие ночь егеря бегали вдоль дороги и, словно профессиональ­ные дворники, накалывали на палки бумажки, бутылки и прочий мусор, сбрасывая его в мешки.

— Король едет! — как-то выспренно сообщил Ко­стыль. — Сегодня вечером на лабаз. Приказ Фефелова — не отлучаться ни на шаг.

И зачем-то обошёл машину.

— Я только в Пижменский Городок сгоняю, — вполне мирно сказал Зарубин. — И назад. Человека предупредить...

Недоеденный будто не услышал его и уже превратил­ся в диктатора.

— Через пять минут на совещание в егерскую избу. Не забудь, что обещал.

И тут Зарубин впервые за всю командировку не сдер­жался.

— Я тебе ничего не обещал, — выразительно сказал он. — И принцессу ты не получишь!

Что-то изменилось в пространстве, пока он бродил по угодьям в поисках снежного человека, покусавше­го начальника охраны. Недоеденный и глазом не мор­гнул.

— Ты опоздал, Зарубин. Принцессу на охоте буду со­провождать я. А ты не дёргайся, учёный.

Оказывается, все условия пребывания короля и про­ведения охоты переиграли в приватном порядке. На базу прибыла охрана Его Величества и представитель Мини­стерства иностранных дел — человек, далёкий от приро­ды, от местных условий и от жизни вообще, но неверо­ятно заносчивый и въедливый. Он и взял на себя общее руководство, и тут же получил прозвище — Мидак. Кух- налёв и Недоеденный с удовольствием свои полномо­чия ему передали, даже словом не обмолвившись о йети и ночных приключениях с полковником. Поэтому присут­ствие учёного на базе оставалось пока в тени, Зарубина не привлекали ни к каким подготовительным мероприя­тиям, но приказали никуда не отлучаться и ждать коман­ды. То есть выключили из процесса, чем, в общем-то об­радовали. Он жалел, что не смог предупредить Хохолова, однако и по этому поводу не расстраивался: на острова в Дорийской мари следовало идти без спешки, и по край­ней мере с одной ночёвкой.

Тем временем переустройство условий пребывания Его Величества продолжались. Королевские телохрани­тели признали прибалтийских туристов европейцами не­полноценными, поэтому выразили мнение, что их на базе не должно быть. Мидак велел немедленно удалить га­старбайтеров за пределы района охоты, и тотчас нача­лась их поспешная эвакуация. С резиновым йети они на­игрались и наснимались вдоволь, с королём и принцессой не удалось, и это вызывало справедливое возмущение. Сборщики грибов пытались отстоять свои права, сулили пожаловаться в Совет Европы, в Комиссию по правам че­ловека, но их уже никто не слушал. Похоже, королевские телохранители когда-то служили в полиции, действова­ли жёстко и втроём погасили назревающий бунт, угро­жая непослушным электрошокерами. Бывший десантник Эдик вступил с ними в препирательство, получил удар то­ком, но не успокоился: когда прибалтов загрузили в ав­тобусы, он первым запел «Широка страна моя родная». Соотечественники подхватили песню как протест про­тив насилия, и с нею отбыли в неизвестном направлении.