Диверсант. Дилогия
Шрифт:
Саша уже стал проваливаться в сон, как подскочил от внезапно осенившей его мысли. Как же он сразу‑то не допёр?
Машина в деревне одна, и значит, немцев много быть не должно, коли они в одной хате помещаются на ночёвку. Всего и дела‑то – немцев ночью вырезать, да на их грузовике уехать. Немчика нашего в немецкую форму переодеть – вдруг патруль остановит? За ночь можно сотни полторы километров отмахать. Ежели на рожон не лезть, то вполне может получиться.
Саша растолкал– Ты прости, что спать мешаю. Сколько немцев в деревне?
– Старик не сказал, а я не спросил. А что?
– Мысль у меня есть. Немцев вырезать ночью, да на их грузовике в сторону Смоленска поехать. За ночь ох и далеко проехать получится!
– А если патруль остановит?
– А мы тебя в немецкую форму переоденем. Ты язык немецкий знаешь?
Вилли улыбнулся.– У нас в семье все родной язык знают. Я на немецком не хуже, чем на русском говорю. Учительница немецкого языка в школе говорила, что у меня берлинский выговор.
– Вот! Что я говорил! – обрадовался Саша. – В форму оденем тебя – за немца вполне сойдёшь.
Дальше отдыхать сразу расхотелось.– Хлопцы, подъём!
– Только поели, остограммились, сейчас бы вздремнуть минуточек шестьсот, – пробурчал танкист.
– Предлагаю вместо нашего похода и заплыва через Днепр передвижение на колёсах.
– Это как?
– Конфисковать у немцев грузовик.
– Э, нет, старшой. Мы на грузовике уже ехали, едва в живых остались.
– В детали операции раньше времени посвящать не буду. Сейчас идём к деревне, дозорным – Виктор, он дорогу знает.
– Старшой, это тебе наш немец в уши надул? Смотри, прямо в лапы к своим и приведёт.
Саша с размаху влепил танкисту хук справа. Тот растянулся на земле.– Он такой же боец, как и ты! Если не доверяешь, выбирайся сам, в одиночку, – Саша был зол до чрезвычайности.
– Я что, своё мнение сказать не могу? – Танкист поднялся, держась за скулу. – А в Красной Армии, между прочим, рукоприкладство Уставом запрещено.
– Как к своим выйдем, можешь пожаловаться политруку, – отрезал Саша.
Танкист старался скрыть обиду, но это ему удавалось с трудом. Сопя от едва сдерживаемого негодования, он встал в строй, и группа двинулась вперёд.
Витя, или Вилли, шёл впереди группы, оторвавшись метров на пятьдесят. До деревни они добрались через час, потому как группа – не одиночный боец, передвигаться быстро не может; необходима скрытность. Для начала они залегли на окраине и стали наблюдать за деревней. Грузовик так и стоял на единственной деревенской улице – здоровенный «Бюссинг» с крытым брезентом кузовом. Солдаты изредка показывались на улице без френчей, поскольку на улице было тепло. Потом из открытых окон избы донеслась песня «Лили Марлен». Кто‑то пиликал на губной гармошке.– Вот суки! Кому война, а кому – веселье, – злобно проговорил танкист. – Гранату бы им в окно…
– Погоди с гранатой! Тем более – нет её. Втихую снимем и на грузовике уедем. Сможешь совладать?
– Чего там уметь – три педали и баранка! Справлюсь.
Как стемнело, солдаты угомонились, но устав блюли. Между избой и грузовиком стал расхаживать часовой. В свете яркой луны поблескивала каска. Настроение у часового было хорошее, солдат мурлыкал что‑то под нос.
– Значит, так, парни, – громким шёпотом, чтобы слышали все, сказал Саша. – Я иду один. Полагаю – справлюсь. Потом сигнал дам – коротко свистну два раза. Тогда – бегом ко мне.
– Старшой, да ты чего? – запротестовал танкист. – Их пятеро, а ты один? Пусть с тобой ещё кто‑нибудь в помощь пойдёт, – хотя бы и я.
– Отставить! Это приказ. Если случится непредвиденное – стрельба, скажем, то уходим сразу.
Саша проверил, как выходит нож из ножен, подполз к крайней избе и замер у забора.
Часовой не стоял на месте – прохаживался. Пройдёт мимо машины – до угла, за которым спрятался Саша, разворачивается – и назад. Тут, на повороте, Саша и решил его убрать.
Как только немец прошел к машине, направляясь в его сторону, Саша взял в руки нож и встал за забором. Вот шаги ближе, потянуло сигаретным дымком, над забором мелькнула каска. Потом шаги стихли – немец возвращался назад.
Саша выпрыгнул из‑за угла и ударил часового ножом под левую лопатку, тут же подхватил обмякшее тело на руки и осторожно опустил на землю. Потом обтёр нож о мундир убитого и вернул его в ножны. Часового за руки оттащил за угол. Вдруг кто‑то из немцев выйдет, так не запнётся о мёртвое тело.
Крадучись, он подошёл к избе и неслышно подкрался к окну. Даже отсюда было слышно – тишину в избе разрывал храп солдатских глоток.
Александр прикинул, как проще попасть в избу. Пожалуй, через окно сподручнее будет.
Он снял сапоги и заглянул внутрь. Глаза уже свыклись с темнотой. Лишь бы у окна не стояло чего‑нибудь вроде стула – не хватало только разбудить спящих.
Саша подтянулся на руках, взобрался на подоконник и опустил ноги на пол. На кроватях хозяев спали два немца.
Вытащив нож, Саша шагнул к койке и толкнул спящего. Если ударить его ножом во сне, обязательно вскрикнет. Надо разбудить.
Немец перестал храпеть и недовольно забормотал. Тут ему Саша и вогнал нож в сердце по самую рукоять. Немец дёрнулся и затих.
Диверсант майкой немца вытер нож от крови, чтобы он не скользил в руках. Таким же образом он расправился и со вторым. Где ещё двое?
Саша потихоньку потянул на себя дверь, ведущую в другую комнату. Справный хозяин в избе – двери даже не скрипнули, петли смазаны оказались.