Диверсантка
Шрифт:
Семнадцатого июня, в первой половине дня в громадный кабинет Гиммлера в Главном управлении имперской безопасности на Принц-Альбрехтштрассе в Берлине был вызван штурмбаннфюрер Манфред Хартман. Несмотря на невысокое для Главного управления звание, равное в армейской иерархии майору, Хартман числился у рейхсфюрера на особом положении офицера для специальных поручений. Майору ещё не было тридцати, он имел университетское образование и в совершенстве владел тремя языками. Что же касается внешности, то с него смело можно было писать портрет Зигфрида, воспетого в «Песнях о нибелунгах». Высокий, широкоплечий красавец с римским профилем, светлыми, слегка вьющимися волосами, чему не могла помешать даже короткая уставная прическа, и честным взглядом серых, со стальным блеском глаз. Истинный
Но не за внешность держал его подле себя Гиммлер. Хартмана отличал гибкий, изворотливый ум и немалый, несмотря на возраст, опыт в деликатных поручениях заграницей. Но имелось ещё одно бесценное качество - личная преданность Гиммлеру. А это ценилось порой поболее многих других достоинств. Именно благодаря рейхсфюреру специалист по тайным операциям делал блестящую карьеру в СС и всегда помнил: не будь у него высокого покровительства главы «чёрного ордена», сидел бы он сейчас в каком-нибудь заштатном университете в Баварии на должности преподавателя истории. И получал бы, как и большинство немцев, карточки на маргарин, довольствуясь желудёвым кофе.
– Хайль Гитлер!
– вытянулся в нацистском приветствии штурмбаннфюрер, чётко прошагав по ковровой дорожке от двери до стола шефа не столь уж малое расстояние.
– Хайль, - ответствовал Гиммлер, не вставая из кресла. И указал на стул по правую сторону длинного стола для совещаний: - Присаживайтесь, Манфред. У меня к вам серьёзный разговор.
Хартман сел - прямая спина, преданный взгляд - и весь обратился в слух.
– Вы не хуже меня понимаете, - начал шеф СС, - что французский вопрос можно считать закрытым. Наши войска уже в Париже, правительство Франции бежало в Бордо, но это им не поможет. Скоро вся страна будет в нашем распоряжении. Однако врагов у Третьего рейха достаточно, и цели - те великие цели, что ставит перед нами история и фюрер - далеки от завершения. Вторым этапом европейской кампании должна стать Англия. Высадку десанта на Британские острова сейчас планируют лучшие военные специалисты. Они же признают, что в нынешних условиях предприятие это представляется технически сложным и грозит огромными затратами ресурсов с одной стороны, и потерями в живой силе и технике с другой. Велик соблазн внести некий дестабилизирующий фактор в оборону противника. А самым эффективным из таковых можно считать смерть одного из лидеров противной стороны.
Хартман внимательно слушал, иногда чуть наклоняя голову в знак согласия.
– В то же время, мы обладаем уникальной возможностью - продолжал Гиммлер.
– На моём полигоне, обозначенном как «Объект Зета», тренируется некая диверсантка. Вот её подробное досье, - и положил на стол кожаную папку, - ознакомитесь чуть позже, тут много интересного. Сегодня эта девочка самый охраняемый секрет Рейха. Возможно, в её силах проделать то, что не сможет сделать никто другой. Фигура, интересующая нас в Англии, это, безусловно, Черчилль. Он всегда был нашим непримиримым врагом, а теперь ещё и стал премьер-министром. За ним - американцы. Он же протягивает руку Советам, в общем, здесь сомнений быть не может. Прибавим к этому, что другой наш неистовый противник генерал Де Голль сегодня покинул Бордо, назвав на прощание Петена предателем. И устремился туда же, в Англию. Очевидно, собирается гадить нам оттуда. Четырнадцатого июня эти двое уже встречались, по агентурным данным запланирована и вторая встреча в конце месяца. О чём там они будут договариваться, неизвестно, но у нас появляется шанс избавиться от обоих разом.
Гиммлер замолчал, и Хартман решился вставить вопрос:
– Где назначена встреча?
– В Адмиралтействе. Точнее, в Адмиральском доме, где сейчас обитает Черчилль. Сегодня же вы отбываете на «Объект Зета», знакомитесь с исполнителем, агентом Гондукк. Девочка выбрала псевдо себе сама, помешана на валькириях и древнегерманском эпосе. При ней куратор Бруно Шлезвиг, по образованию геолог, но сейчас считается мистиком от Аненербе. Познакомьтесь с ним поближе, это полезный человек. И на сегодняшний день самый информированный во всём, что касается проекта «Пепел». Учтите, Манфред, я пока не докладывал фюреру о готовящейся
– Хайль Гитлер!
– вытянулся штурмбанфюрер.
К вечеру он был на объекте.
Когда Катрин впервые увидела Манфреда Хартмана, что-то ёкнуло в груди и учащённо забилось сердце. Она знала, что развиться в полноценную женщину ей не суждено. Об этом говорили ещё директор Нойер и профессор Бертольд. Дважды в месяц её осматривал врач, подтверждая, что физическое здоровье в отличном состоянии, но кровотечения, которые случаются у всех девочек в положенный срок, не происходят. Не было их ни в двенадцать лет, ни в четырнадцать, а ведь ей уже шестнадцать. По-видимому, фройляйн, не стоит ожидать их и впредь, печально качал головой доктор. Да она и сама это понимала. Но сердцу-то не прикажешь!
Ночами Катрин снились странные, дразнящие сны. К ней приходили мужчины, лиц которых она не могла рассмотреть, но как это часто бывает во сне, была уверена - все они молоды и красивы. У них были сильные и нежные руки, касающиеся её тела, слова, что они произносили, сладким ядом вливались в уши. Нет, не слова - нашёптывания, чудесная мелодия, древняя неповторимая песнь, затрагивающая самые потаённые струны души. Катрин просыпалась встревоженная, странно возбуждённая, в непонятном томлении. Днём бывала рассеянной, отвечала невпопад.
Бруно она как мужчину не воспринимала, видела в нём руководителя и, в какой-то степени, друга и помощника. Но вот бравых парней из обслуги и охраны полигона порой представляла себе... ну, скажем, в бане. Не имея ни малейшего опыта в интимных делах, она просто не могла представить себе другой сцены из жизни взрослых. Сравнивала парней между собой, и поскольку книг прочла немало, на ум порой приходили такие мысли, что начинали пылать уши. Но всё это происходило лишь до той поры, пока Катрин не оказывалась на полигоне. Стоило получить задание, и все глупые фантазии (так она сама их называла) исчезали без следа.
Однако зоркий Шлезвиг заметил перемены, происходящие с подопечной, пошёл к врачу с вопросами. Тот высказался, что, мол, да, такое возможно. Выработка гормона роста изменена очень значительно, почти полностью подавлена. Лишь благодаря специальной подготовке, проведённой, очевидно, ранее, девочка показывает чудеса выносливости и удивительно устойчива к неблагоприятным воздействиям: переохлаждению, многодневному голоданию, бессоннице и прочему. (Врач не знал об инструкторе Ло, не ведал, как тот ковал из Катрин неутомимую машину выживания.) А вот выработка половых гормонов, продолжал рассуждать эскулап, хоть и нарушена, но в меньшей степени. Да, она не способна к половой жизни и зачатию детей, но вот эмоционально-чувственная сфера её не слишком изменена...
Вот так-так, озадачился Бруно. Из малопонятного многословия доктора он сделал единственный вывод - Волчонок может влюбиться! Хорошо это или плохо, он пока понять не мог, но бдительность решил утроить.
Тут это и произошло. По приезду эсэсовца состоялось обычное короткое знакомство, во время которого ещё ничего не было заметно. Но вот на следующий день, когда группа собралась для составления плана акции, Катрин расцвела. При виде Хартмана глаза её начинали сиять. Голос становился напевным, иногда проскакивали игривые нотки. Это был её Зигфрид, её герой! Только такой мужчина достоин Валькирии, повелительницы сокрушительного Молота Тора! При этом всём, Катрин ужасно стеснялась своего нового напарника, ни о каком кокетстве речи не шло, и только Бруно, хорошо изучив девочку за прошедшее время, улавливал признаки влюблённости. Но пока молчал.