Дивизион
Шрифт:
Так получилось, что Азизов попал в свою первую колонну из полка с одним из своих студенческих друзей. В той прежней жизни они очень много времени проводили вместе, вместе выпивали, мечтали, часами разговаривали о дружбе, любви, красоте и женщинах. Часто они ходили друг к другу в гости, были знакомы с семьей каждого. Когда они оказались вместе в одной колонне, Азизов был на седьмом небе от радости. Еще бы, служить рядом с лучшим другом! В первые дни все было хорошо. Но потом их отношения стали ухудшаться. Азизов стал замечать в своем друге массу новых черт, о которых раньше даже не подозревал. А главное, тот все меньше и меньше поддерживал его, наоборот все чаще выступал на стороне других. Это очень разочаровывало и обижало Азизова. Однажды в одном споре и Азизов выступил против своего бывшего друга. Тот почувствовал
К вечеру привели еще двоих солдат, один из которых был воздушным десантником, и вел себя вызывающе и надменно. Другой был тоже с голубыми погонами, только служил он в авиационной части; хилый и маленького роста. Десантник оставался таким гордым недолго и вскоре начал рассказывать смешные истории об армейской службе. Самое интересное произошло потом, когда к ним в камеру привели одного курсанта. Дежуривших солдат заменили утром курсанты офицерского училища и они упекли одного из своих товарищей в камеру с солдатами. Для курсанта это означало страшное унижение – вот так сидеть в камере вместе с солдатами. Он – будущий офицер, которого уже за это ненавидели солдаты, оказался вдруг на одних нарах вместе с ними. К нему тут же начал приставать десантник, бросал все время какие-то колючие реплики в его адрес. Но все-таки немного осторожничал – курсант был здоров, как бык, и вряд ли дал бы себя в обиду, если бы десантник полез в драку. Курсант краснел и смущался, чувствуя эту нелюбовь солдат и не зная, как себя вести. Тут вдруг десантник попросил у него сигарет; у курсанта их, естественно, не оказалось, поскольку их отбирали перед отправлением в камеру. Но курсант схватился за это как утопающий за соломинку, так увидел возможность наладить отношения с сокамерниками. Он окликнул одного из своих товарищей, стоящего в это время в карауле неподалеку, и попросил у него сигарету как бы для себя. У того сигарет тоже не оказалось, но обещал достать. И через несколько минут он уже бросил через проем три сигареты. Это было целым достоянием для арестантов. Десантник взял одну сигарету себе, а две другие передал дальше. Договорились, кто с кем будет вместе курить. Азизов в «напарники» достался белорус. После этого десантник действительно перестал доставать курсанта, и будущий офицер как бы стал тоже своим в солдатской камере. Курсант даже не был курящим, но пошел на это нарушение ради того, чтобы временно сблизиться с солдатами. Хотя он рисковал при этом нешуточно: за одно нарушение его уже посадили к солдатам, и если узнали бы о его новом нарушении, то его ждало бы более строгое наказание.
С прибытием новых арестованных обстановка в камере ужесточилась. Ночью завели группу из пяти человек, которая сама несла службу в городе и что-то нарушила. Среди них было несколько сержантов. Так в камере стало одиннадцать человек. Пришлось здорово потесниться, чтобы на нарах всем хватало места. Вновь прибывшие арестанты сразу начали более жесткий диалог
– Достань сигарету, быстро!!!
Солдат ответил, что у него сигарет нет. Сержант крикнул еще громче:
– Ищи, мне все равно, выроди, если хочешь, но найди сигарету.
Несчастный солдат стал искать сигарету на полу, естественно, ничего не нашел. А сержант не позволял ему подняться, требуя не прекращать поиск. Лишь когда сержант, сидя на нарах, дремал, авиационщик прекращал поиски и тоже валился на нары. Но как только сержант открывал глаза и видел его сидящим, начинал орать:
– Почему не ищешь! Ну-ка ищи сигарету!
Авиационщику приходилось опять продолжать свои тщетные поиски. Главное, за него никто не заступался. Никто даже не пытался уговорить сержанта прекратить это издевательство. Азизов теперь боялся за себя. Его вид после неумелой стрижки тоже не добавлял уважения у солдат, и особенно, у недавно прибывшего сержанта, который прослужил год. Только кавказская внешность Азизова сдерживала сокамерников, которые были наслышаны разных небылиц о кавказцах. Поэтому его никто не трогал.
Так прошел еще один день в камере. Спать теперь было очень неудобно, но тем не менее все засыпали очень быстро, так как уставали, недоедали и не досыпали. На третий день один из курсантов, заменивших вчерашних, открывая дверь камеры, построил арестантов и увел с собой авиационщика и Азизова. Азизов думал, что за ним приехали, но нет, всего-навсего получил швабру, тряпку и ведро для уборки камеры и коридора. Только к полудню закончил он работу. Потом им в той же комнате дали немного поесть: опять что- то легкое, и всего один раз за день.
Когда он выходил из комнаты, вдруг лицом к лицу столкнулся со своим командиром Венковым. Венков опять был ужасно зол, еле сдерживал свой гнев и даже на ходу успел бросить в адрес Азизова что-то оскорбительное. Солдат понял, что Венков приехал за ним. Ничего хорошего это не сулило.
Когда Азизов, получив обратно свои вещи, вышел в сопровождении одного из курсантов на улицу, Венков посадил его в свой «УАЗ». Военный билет Азизова ему самому не вернули, а отдали командиру дивизиона. Всю дорогу Венков ругался, материл Азизова с ног до головы. И угрожал ему трибуналом и дисциплинарным батальоном.
Приехали они в полк, чему Азизов очень обрадовался. Вместе с Венковым он поднялся в кабинет командира полка, у которого оказался еще его заместитель по политической части. Увидев Венкова с Азизовым, они тоже очень разозлились, только не на Азизова, а на его командира и выгнали его. Каким могущественным казался Венков в дивизионе, а здесь его как собаку выставили из комнаты. С Азизовым высшие чины полка были не так грубы, только казались разочарованными.
– Вы написали это письмо? – спросил Азизова начальник политотдела полка, подняв распечатанный конверт с листом бумаги и вытянув его вперед: лист бумаги был прикреплен к конверту скрепкой.
Это было его письмо министру. Азизов узнал его даже на расстоянии.
— Зачем Вы написали это письмо, товарищ солдат? – спросил вновь начальник политотдела, тряся конвертом.
Азизов опустил голову, не зная, что ответить.
– Я хочу поменять место своей службы, – вдруг, осмелев, сказал он.
– Я помню, Вы ко мне уже обращались однажды. Сколько Вы прослужили уже? — спросил командир полка.
– Около года, – ответил Азизов тихо.
– А устав Вы изучали? — спросил опять командир полка.
– Да, изучал, – ответил Азизов еле слышно.
– Что там написано о том, к кому Вы можете обращаться в случае возникновения у Вас трудностей?
Азизов мешкал. Ответ он хорошо знал, не раз читал об этом, но пытался понять, к чему клонят офицеры.
– Мы ждем Вашего ответа, товарищ солдат! – вмешался начальник политического отдела полка. – Если не можете ответить, значит, будем считать, что Вы устав не изучали.
– Я должен обращаться к сержанту, к командиру отделения.
– Отлично, устав Вы знаете, мы теперь убедились, – сказал опять начальник политотдела.