Длинные руки нейтралитета
Шрифт:
Сказано было без гнева, но Шёберг все же ощутил неприятный холодок, прошедший по спине.
– Так точно, ваше превосходительство, но лишь касательно противодействия неприятельским пушкам. Посему разрешите начать с рассветом.
– Одобряю. Но я лично буду наблюдать за действием ваших артиллеристов. Посмотрим, насколько...кхм... сии гранатометы лучше обычных пушек.
– Постараюсь не разочаровать ваше превосходительство!
Волнение мичману унять
– Максимушкин!
– Я!
– Повторить порядок пальбы!
Разумеется, дисциплинированный матрос не напомнил непосредственному начальнику, что порядок уже был повторен дважды без единой ошибки.
– Так что, ваше благородие, начинать с крайней орудии на зюйд-осте, пристреляться, потом вести ствол налево вплоть до позиции, где ихний часовой сейчас. Потом ждать указаний по целям.
Мичман кивнул и отдал аналогичный приказ Патрушеву. Тот справился ничуть не хуже товарища.
– Гранатометы!.. К бою!!!
По рукам подносчиков, как живые. пробежали тяжелые серые гранаты. Первые пять успокоились в приемных лотках.
– Патрушев, без команды не палить! Жди дистанции!
– Слушаюсь!
Втихомолку комендор второго гранатомета позволил себе самовольство: установил дальность на ту дистанцию, которую посчитал нужной, решив, что в случае надобности поправить ее труда не составит.
– Первый гранатомет, дистанция четыреста пятьдесят сажен, пристрелочный!
Вспышка вышла слабее обыкновенного: негаторов вблизи не случилось, и потому граната грохнула у самой земли. Зато взрыв получился именно таким, какого и ожидали артиллеристы с 'Морского дракона'.
Наибольшее впечатление получили соседи-пушкари. Это выразилось в репликах, самыми приличными из которых были:
– Сколько ж пороху в этих гранатах! Они целый склад туда...
– Говорят, порох там особенный, называется тратил, вот он, ежели...
– Кто там трАтил? Чего трАтил?
– Не трАтил, а тратИл. Силища аграменная. Это что, вот мне земляк-туляк рассказывал, каково он по кораблям бьет: все сгорает к...
Тем временем мичман выдал поправки:
– Перелет двадцать пять сажен. Сдвинь, Максимушкин, на деление... Пали!
Впечатление усилилось, хотя и поручик Боголепов, и лейтенант Беккер отметили, что накрытия все еще нет. Впрочем, последний был впечатлен куда сильнее: он видел действие гранатометов впервые, хотя кое-что слышал. Просто перед позициями неприятельских пушек вдруг вырос громадный куст из земли, который на фоне яркого утреннего неба (хотя солнце еще было за горизонтом) показался совершенно черным. Когда же взорванная земля опала, стало видно, что орудийную прислугу на вражеской
– Недолет десять сажен, поправка на четверть деления. Давай!
Через пять секунд со стороны соседей последовали радостные крики:
– Царица небесная, да у них от трех орудий верным делом ничего и никого не осталось!
– Вот же... силища!
Шёберг отреагировал по-артиллерийски:
– Накрытие! Максимушкин, веди прицел по линии орудий. Патрушев, дистанция четыреста тридцать пять, пристрелочный по своей цели!
Взрыв последовал практически мгновенно. Предусмотрительный комендор, слыша поправки по дальности для товарища, успел подвинуть ползунок на нужную позицию еще до команды.
– Есть! Молодец, Патрушев! Давай, братцы, веди по линии!
Все наблюдатели отметили, что третья граната от гранатомета нумер один лопнула далеко в вышине, выдав огненный шар. Боголепов и Беккер поняли правильно: среди орудийной прислуги неприятеля нашелся тот, кого мичман Шёберг назвал 'негатор'. Все остальные посчитали, что это была специальная зажигательная граната - тем более, что стоявшая рядом бочка с порохом и вправду полыхнула огнем.
Нельзя сказать, чтобы вражеские артиллеристы (те, кого не задело) растерялись. Правда, самих выстрелов ни заметить, ни увидеть никто не смог, но сомнений не было: только русские могли вызвать эти опустошающие взрывы, да еще там, где собственных пороховых запасов заведомо не было. После первых пяти залпов первого гранатомета - а второй к тому моменту успел выпустить две гранаты - пушкари союзников попытались организовать огонь из тех пушек, которые не пострадали от взрывов. Засуетилась прислуга. Притащили ядра, на божий свет появились картузы с порохом.
Но на полноценный артиллерийский ответный огонь катастрофически не хватало времени. Чудовищные взрывы неумолимо приближались к уцелевшим пушкам, выкашивая прислугу. Запалы подготовленных к бою бомб и гранат исправно загорались; эти боеприпасы можно было сбросить за вал, где они взорвались бы без особого ущерба для своих, но некому было это проделать: почти все близлежащие артиллеристы оказались или убитыми, или тяжело контуженными. То же относилось и к пехотному прикрытию. Его остатки, повинуясь командам, отступили сажен на двести. Только на этом расстоянии удалось спастись от гибельного разлета осколков.
Шёберг вел себя так, как учили: напряженно вглядываясь в результаты попаданий, он одновременно подсчитывал количество гранат. По всему выходило: на полное подавление вражеских батарей, противостоящих Камчатскому люнету, хватит; на отражение пешей или кавалерийской атаки - под вопросом. Он все еще думал над этим, когда над ухом послышался голос Неболтая:
– Иван Андреевич, нам бы на вылазку.
– Тихон Андропович, ум отшибло? Вас же там, как цыплят, перережут. Вон вдалеке собралось их пехотное прикрытие. Добегут до вас и... того.