Дмитрий Донской 2
Шрифт:
С этой позицией все в целом согласились.
Однако выспаться им никто не дал.
Сигизмунд в полной мере оценил кошмарную губительность артиллерийского огня и решил прибегнуть к одному, на его взгляд, единственному варианту в такой ситуации. Атаке ночью. Ведь ночью из пушек не прицелишься. Да и стрелки не эффективны, ибо не видно куда стрелять.
Да, никакого управления и порядка. Но у него оставалось больше двадцати восьми тысяч строевых. Беспорядочной толпой навалятся и сомнут. Какие бы чудесные не были латы, но у него просто в голове не укладывалось,
– Пошли! – Тихо произнес Император Священной Римской Империи, до рези в глазах вглядываясь в огни там, на другой стороне поля. Да, в темноте пушки не навести. Но… но… но…
Феодальные роты, оставив все стрелковое вооружение, выступили только с тем, что подходило для «собачьей свалки». Довольно многочисленные лучники так и вообще шли с ножами или дубинками. Выступили все.
Аккуратно приближалось войско коалиции к редутам, храня максимальную тишину. Командиры весь день делали внушение, объясняя, что, разбудив раньше времени врага, можно спровоцировать обстрел из орудий. Поэтому люди старались. На что способна артиллерия, все прекрасно видели.
Но часовые на редутах не спали.
Как ни темна была ночь, но разглядеть за пару сотен метров огромную толпу людей удалось без проблем.
Меньше минуты потребовалось, чтобы все редуты ожили, приходя в движение.
Бах! Бах! Бах!
Бегло ударили «Саламандры» тяжелой картечью «в ту степь». Их командиры справедливо посчитали, что при такой скученности – куда не стрельни – попадешь.
– Ааааа!
Взревела толпа, поняв, что ее приближение вскрылось, и бегом бросилось к редутам. С ходу стремясь преодолеть гласис, ров и бруствер. Но не тут-то было. Над бруствером показались латники с алебардами. А пробелы между ними занимали стрелки, побросавшие свои ружья и схватившие большие щиты и мечи.
Грохот. Лязг металла. Удары. Удары. Удары. Мат. И вопли, сплошной стеной вставшие над редутами.
Бух! Бух! Бух!
Большой серией взрывов возвестили ручные гранаты о вступление в бой гренадеров. На четыре редута их было почти три сотни. Так что гранаты полетели густо. ОЧЕНЬ густо….
– Ваше Императорское… - начал было причитать один из телохранителей.
– Не мешай! – Рявкнул Дмитрий, прерывая этот бессмысленный речитатив. Его конь храпел, предвкушая бой. И он был просто обязан возглавить удар.
– Но…
– Кирасиры! – Как можно громче прокричал Дмитрий, привлекая внимание обоих когорт. – Бьем по проходам между редутами! В первый и третий. Эквиты! Идем следом. На полсотни шагов. Не увязать! Их нужно опрокинуть! Пошли!
– Ура-а-а-а-а! – Затянули командиры когорт, незамедлительно подхваченные остальными всадниками.
И кавалерия пошла.
Тем временем пехота коалиции уже не только вошла в проходы между редутами, но и обогнула их. Драка шла не только по гребню бруствера, но и в узком защищенном проходе. Там поставили фургон санитарного хозяйства, завалив его на
– Ура-а-а-а-а!
С каким-то безумным ревом почти четыре сотни кирасиров ударили густые, но рыхлые ряды легкой пехоты, совершенно это не ожидающей. Ее всецело поглощал штурм редутов. Поэтому тяжелые кони, каждый в тонну весом, закованные в латный доспех не хуже всадника, ударили страшно.
Удар!
Звонкий хруст ломающихся костей. Чавкающие хлопки разрывающейся плоти. Крики. Нет, какой-то утробный вой, в который слились боевой клич кирасиров и полные ужаса и боли вопли пехотинцев.
– Ура-а-а-а-а!
Продолжали реветь кирасиры, застревая в этой человеческой каше. Пока еще живые, мертвые, умирающие - все здесь смешалось. Все было обрызгано кровью и прочим содержимым человеческих тел. Да так, что в отблесках огней, доносящихся с редутов, люди казались какими-то демонами. Вот у одного пехотинца обрывок чьих-то сизых кишок свисал с плеча, а он, не замечая этого, пытался клинком прорубить стальную пластину на крупе кирасирского коня. Взмах спаты . Удар. И дико таращась глазами голова, вместе с куском груди и рукой, падает в кровавое крошево под ногами. Крик обрывается на полувзреве из-за рассеченных легких.
Первый шок от удара кирасир вроде бы преодолен.
Многочисленная пехота противника пытается зажать их. Стащить с коней. Затоптать.
Но тут с не менее ужасающим ревом в только что замкнувшееся море людей врубаются эквиты. Их сильно больше – почти четыре сотни на каждый конный полк, плюс неполные две сотни на каждый легион. Полторы тысячи с гаком! Лошади жиже, да и без доспехов почти. Но сами в латах и… их реально много. МНОГО!
Таранный удар сминает и отбрасывает тела несчастных пехотинцев.
Лошади хрипят, безумно таращась на эту кровавую вакханалию.
А всадники рубят, рубят, рубят.
Легкая пехота, практически лишенная доспехов, едва способна держаться под такими ударами.
Бух! Бух! Бух!
Вновь прорвались над ревом драки взрывы ручных гранат.
Бах! Бах! Бах!
Отработали «Саламандры», которые кое-как удалось ввести в бой, расчистив вокруг них пространство от врагов. И тяжелая, крупная картечь чудовищным пинком раскидала наседающих пехотинцев перед орудиями.
Бах! Бах! Бах!
Ударили нарезные «Единороги», поднимая фонтаны земли, дыма и фрагментов человеческих тел. Командир сводного дивизиона с трудом, на свой страх и риск решился ударить в слепую по дистанциям перед самыми редутами. Ведь у него была составлена карточка стрельбы и, в принципе, Дмитрий его готовил даже к таким задачам.
Это и стало переломным моментом боя. Включение в бой этих «малышек» наблюдалось всеми. Ни с чем иным спутать подобное было просто невозможно.
И народ побежал.