Дмитрий Донской
Шрифт:
В отношении святителя Алексея и Митяя вопрос этот дополнительно распадался еще на два. Сама возможность благословения кандидата на митрополию принималась без возражений. Но далее появлялась альтернатива. «Программа-минимум» состояла в том, чтобы Алексей благословил Митяя на свое место с последующей поездкой в Константинополь на поставление к патриарху. «Программа-максимум» заключалась в благословении Митяя на великорусскую кафедру решением поместного собора русских владык, но без обязательного поставления у патриарха, то есть по сути — в благословении на автокефалию.
Из нарочито туманного изложения этого сюжета в источниках (порождающего различные толкования историков) можно понять,
Призрак автокефалии
Позиция самого великого князя Дмитрия Ивановича по церковному вопросу со временем менялась. Весной и летом 1378 года — в первые месяцы после кончины Алексея — свою главную задачу Дмитрий видел в том, чтобы не допустить в Москву киевского митрополита Киприана. Привыкнув иметь дело с московским патриотом святителем Алексеем, князь не желал видеть на его месте византийского патриота. Однако на стороне Киприана были вековая традиция и авторитет Константинопольского патриархата.
Со свойственной ему размашистой самоуверенностью князь Дмитрий посягнул и на то, и на другое. Публично высказывая нелестные характеристики в адрес патриарха и его ставленника Киприана, московский князь решил вернуться к идее времен Изяслава Мстиславича и Андрея Боголюбского. Эта идея — выборность епископа и митрополита собором местной знати. Источники свидетельствуют о том, что в 80-е годы XII века в Северо-Восточной Руси епископ избирался «людьем» «Суждальской земли» (225, 54). Последним прибежищем этих традиций оставалась церковная жизнь.
Согласно ранней редакции «Повести», инициатива созыва в Москве поместного собора принадлежала Митяю:
«Но еще дотоле преже даже не иде к Царюграду, въсхоте поставитися в епископы на Руси. Сице же ему умыслившу, в един от днии беседует Митяи к князю великому, глаголя: почтох книгы Намаканон, яже суть правила апостольскаа и отечьскаа, и обретох главизну сицю, яко достоит епископов 5 или 6, сшедшеся да поставят епископа, и ныне да повелит дръжава твоя съ скоростию, елико во всей Русстеи епархие да ся снидут епископи да мя поставят епископа. По повелению же княжю собрашася епископи…» (43, 126).
В Никоновской летописи тот же сюжет изложен иначе и с важными подробностями. Более точно передано первое правило святых апостолов: «Епископа да поставляют два или три епископа» (57, 29). Однако в этом случае речь идет только о самом таинстве хиротонии. Что касается избрания кандидата на епископский сан, то оно — согласно Четвертому правилу Первого Вселенского собора в Никее — совершается на съезде (соборе) всех епископов данной митрополии и утверждается митрополитом. О последнем условии Митяй по понятной причине умалчивает. Единственным митрополитом, находившимся тогда на Руси, был его соперник Киприан. Цифры 5 или 6, названные Митяем в данном тексте, совпадают с реальным количеством епархий, входивших тогда в состав Великорусской митрополии.
Но самая интересная подробность, содержащаяся в Никоновской редакции «Повести», — желание Митяя получить на соборе поставление не только во епископа, но и в «первосвятителя», то есть митрополита.
«И възхоте ити в Царьград к патриарху на поставление, и паки на ину мысль преложися и нача беседовати к великому князю, глаголя: писано есть в апостольских правилех сице: два или три епископи да поставляют единаго епископа; такоже и в отеческих правилех писано есть; и ныне убо да снидутся епископи Русстии 5 или 6, да мя поставят епископа и пръвосвятителя. Услышав же сиа князь великий Дмитрей Иванович
Размышляя над приведенным здесь текстом, историк А. В. Карташев заметил: «Трудно понять это известие летописца иначе, как только в том смысле, что Митяй возымел смелую мысль об учреждении независимого от Константинополя поставления русских митрополитов, то есть полной автокефалии русской церкви. Князь и бояре согласились на смелое предприятие, и в Москву вызваны были русские архиереи» (171, 327).
Это мнение разделяют и некоторые современные историки: «Молодой князь Дмитрий Иванович рвался в бой, не оценивая реального соотношения сил. Дмитрий явно готов был пойти на полный разрыв с Константинополем, по крайней мере в его исихастском воплощении… Дмитрий… не слишком разбирался в догматических тонкостях, но он сознательно шел на полный разрыв с Константинополем, добиваясь лишь благословения Алексия на свое решение. Алексий, конечно, не мог одобрить слишком нетрадиционные действия князя. Он согласился лишь с выдвижением Михаила в качестве кандидата для отправления в Константинополь» (191, 65).
Но многое в этой запутанной истории встанет на место, если допустить, что в действительности было два «митяевских» собора, а не один. Первый состоялся в конце весны — начале лета 1378 года с целью избрать Митяя митрополитом для Великороссии.
На это время указывает здравый смысл. Избрание митрополита затрагивало религиозные чувства и политические интересы не только Москвы. Соответственно, на соборе должны были быть представлены светские и духовные элиты всех земель и княжеств. Организация такого собора требовала нескольких месяцев. Святитель Алексей умер 12 февраля 1378 года. Вычитая время весенней распутицы и делая скидку на медлительность тогдашних средств передвижения, можно думать, что конец весны — начало лета 1378 года и было реальным сроком для открытия собора.
На соборе помимо Митяя могли быть — а если вспомнить принцип жеребьевки трех кандидатов, то и должны были быть — названы и другие соискатели митрополичьего белого клобука. В частности, как своего рода компромиссная фигура в споре претендентов от сильнейших княжеств могла быть названа и кандидатура «киево-литовского» митрополита — Киприана.
Но всё обошлось благополучно для Митяя. Собор поддержал его кандидатуру. Однако неясно, какой именно статус получил Митяй от собора? Как минимум он мог быть признан кандидатом на Великорусскую митрополию, которому следует получить хиротонию от патриарха. Как максимум он мог быть утвержден в качестве главы автокефальной Великорусской митрополии.
Отдельной строкой выделим вопрос о поставлении Митяя в сан епископа. Судя по всему, этот вопрос был озвучен только на втором «митяевском» соборе — весной 1379 года.
Белый клобук
Как бы там ни было, названный митрополит (или глава автокефальной Великорусской церкви) обосновался на митрополичьем дворе, распоряжаясь делами и людьми как полноправный хозяин. Он облачился в митрополичьи одеяния — белый клобук и белую мантию с символическими знаками духовной власти и благодати — «источниками» и «скрижалями». Слуги несли за ним атрибут митрополичьего достоинства — пастырский посох. На груди его сверкала золотая цепь с подвешенной на ней великокняжеской печатью. «И просто рещи въ весь сан митрополичь сам ся постави», — с осуждением замечает враждебный фавориту автор «Повести о Митяе». Однако историки не склонны верить этим сетованиям и полагают, что Митяй уже имел полное право вести себя таким образом. И право это он получил с момента кончины святителя Алексея…