Днем и ночью хорошая погода (сборник)
Шрифт:
Корнелиус: Я ничего не имею против эрцгерцога. Я просто сказал, что он отличается крепким телосложением и, следовательно, представляет собой удобную мишень для любого мало-мальски умелого стрелка!
Адель:«Мало-мальски»! «Мало-мальски умелого стрелка»! А еще и изменника, и клятвопреступника! А еще уголовника!
Корнелиус: При чем тут клятвопреступник? Кто клятвопреступник? Вы обо мне говорите? Я никогда не клялся, что не убью… вернее, что убью эрцгерцога!
Фридрих:Да успокойтесь вы оба! Уверяю вас,
Анаэ: Рог вам в бок, господа! Ей-богу! О чем вы тут толкуете? О расстоянии, о чувствах! Да какая разница? Какая разница, какого зверя травить — волка или оборотня, — коль скоро он стал опасен?! Поехали, господа! Труба зовет! (Обращаясь к Фридриху.)Очень неудобно, что тут нет колоколов, в набат не ударить.
Фридрих:И правда, любимая, тут единственный колокольчик — тот, что на двери! Правда, обычно в Вене этого бывает достаточно. Здесь только попы на колоколах висят! А впрочем, зачем нам набат?
Анаэ: Затем, что наш славный эрцгерцог и правда чуть не схлопотал пару горстей свинца в грудь или голову, и теперь нам надо изловить этого негодяя, да еще и негодного стрелка в придачу, который срывает нам бега. Если жандармы не способны его поймать, значит, придется это сделать нам самим!
Конрад: А ведь, ей-богу, вы правы, сударыня! Мы пустим ему кровь! К оружию, господа! К оружию! Все на поиски негодяя!
Анаэ: Мы быстро выгоним его из зарослей, где он укрылся! Впятером-то!
Венцеслав: Боюсь, вы хотите сказать, из пивной, а не из зарослей. В людном месте легче всего укрыться.
Думаю, в это самое время он ест кислую капусту, пережевывая вместе с ней свой провал.
Корнелиус: Он так заболеет! Неприятности в сочетании с кислой капустой губительны для пищеварения, знаю по собственному опыту, так ведь, Адель?
Заинтересованное молчание.
Адель:Понятия не имею, на что вы намекаете.
Корнелиус: Вспоминайте, вспоминайте! Помните тот день, когда вы собирались ехать в Ганновер навестить вашу матушку после обильного обеда в ресторации у Царера, где было много кислой капусты? Вы тогда еще упали и вывихнули лодыжку и на восемнадцать дней потеряли способность передвигаться, а все потому что, не знаю зачем, сунули ногу в подножку кареты.
Адель:И что такого? И вообще, как это вы не знаете зачем? Что это значит: «Я не знаю, зачем вы сунули ногу в подножку кареты»? Что вы хотите этим сказать?
Корнелиус: Что сказать? Правду! Вам всего и надо-то было — спокойно выйти из кареты! Так нет! Вам понадобилось… Короче! Вместо того чтобы спокойно спуститься… От ваших воплей у меня так схватило печень, что я три дня провалялся в постели! Это был сущий кошмар! У вас нога, у меня колики! Страшно вспомнить!
Анаэ: А я помню, отлично помню! Бедняга Корнил! Ты даже попросил прислать тебе греффа, чтобы подлечиться!
Корнелиус: Никаких Корнилов! Никаких Корнилов, черт подери! Я сказал! Ладно! Короче! Боль, которую я испытал, увидев вас распростертой на земле, а также боль оттого, что вам пришлось отложить вашу поездку, поразила меня до глубины души, дорогая Адель! Вот я и думаю: может, и этого горе-анархиста его досадный промах привел в состояние прострации и пригвоздил к месту?
Адель:Досадный промах! Досадный промах! Ему не удалось убить австрийского эрцгерцога, и это называется «досадный промах»!
Корнелиус (невинно): Ну да, вы же не станете отрицать, что промахи бывают разные! Вот этот мне кажется весьма серьезным!
Анаэ громко хохочет тем самым смехом, от которого вороны падают на лету. Все застывают.
Анаэ: Давайте же, господа, давайте! Берите рогатины, шпаги, ножи! Ату его! Скорее, господа, в леса! Где собаки? Где охотничьи рога? Едем, едем!
Она выходит в развевающемся платье, звоня на ходу в колокольчик, за ней устремляются возбужденные мужчины, разбирая по пути развешанное по стенам оружие. Все веселы и румяны. Один Фридрих плетется нога за ногу. Несколько мгновений спустя он возвращается, бросает шляпу и револьвер и спокойно растягивается на диване, напевая.
Фридрих:
Ла-ла-ла-ла-ла-ла моей милой… Ла-ла-ла-ла-ла-ла целовал… Ла-ла-ла-ла-ла-ла дрожал, дрожал… Ла-ла-ла-ла-ла-ла с балкона упал…Э-э-э-э… Нет… Как это…
Ла-ла-ла-ла-ла-ла трепетал, трепетал…Конрад (за сценой, кричит из соседней комнаты): Да где же эти перчатки?
Фридрих падает на пол и прячется под диваном.
Анаэ (за сценой): Наверное, в музыкальной гостиной!
Входит Конрад, ищет повсюду перчатки.
Конрад (кричит): Я их тут не вижу! (Бормочет сквозь зубы.)А вот что я вижу, так это шляпу мужа, в которой должны быть две хорошие дырки в самом верху! Несчастный слепец! Я убью его, убью!
Фридрих лежит, скрючившись, под диваном.
(Продолжает поиски.)Да, любовь моя, мой яркий пламень, моя рыжая орлица! Я ваш, весь ваш! Сейчас иду! Они какие — тканые или вязаные?
Анаэ (из-за сцены): Кожаные, из дикобраза! Идите же сюда, мой ангелочек! Скорее!
Конрад: Кажется, нашел! (Пытается примерить перчатки, но обе его руки тонут в них.)Черные? А они большие!