Дневник ангела-хранителя
Шрифт:
Он появился в книжном магазине Боба. Тот, как обычно, сидел за прилавком в кресле, покуривая смесь травки и табака и читая о новом «Кадиллаке Флитвуде Брогэме». Он посмотрел на Тоби и смахнул в его сторону пепел с сигареты.
— Я ищу Марго.
Кашель из-за прилавка. Тоби посмотрел на полку «Новые поступления».
— Тут есть хорошие книги. Никогда раньше не слышал об этом магазине.
— Хм!
— Итак. Марго здесь?
— Спросите у нее.
Я всегда восхищалась бесконечным терпением Тоби. Я взглянула на ангела Боба — Зенова. Тот прислонился к прилавку и жестами изображал, как дает Бобу подзатыльник. Зенов покачал
Тоби сцепил пальцы за спиной и поразмыслил над предложением Боба. Потом завопил во всю силу легких:
— Марго!
Боб выпал из кресла и шмякнулся головой об пол.
— Марго Делакруа, это Тоби Послусни, я здесь для нашего неофициального свидания! Ты тут, Марго? — Он кричал, стоя в спокойной, не очень изящной позе, голосом громким и командным, как у евангелистского проповедника, и все это время не сводил глаз с Боба.
Боб поднялся, Зенов хохотал, прикрыв рот рукой.
— Э-э… дайте-ка мне просто проверить, дома ли она…
— Спасибо, — все еще улыбаясь, кивнул Бобу Тоби.
Марго вышла из-за ширмы несколько минут спустя в зеленом гипюровом вечернем платье моды годов 50-х, которое было на два размера ей мало. Она все еще закалывала волосы. Я наблюдала, как Тоби взглянул на нее, а потом удивленно взглянул еще раз, упиваясь ее платьем, ее шеей балерины. Ее ногами.
— Привет, — сказала она. — Простите, что заставила ждать.
Тоби кивнул и предложил ей согнутую в локте руку, предлагая идти с ним под руку. Она так и сделала, и они выскочили из магазина.
— Я закрываюсь в одиннадцать! — прокашлял Боб, но дверь захлопнулась прежде, чем он договорил.
Говорят, что первые две недели отношений дают полную картину всего и вся. Я скажу, что на это нужно меньше времени. Первые свидания — карта территории.
Тоби вел себя не так, как обычно принято. Он не назначал свиданий с обедом и походом в кино. Зато он предпринял лодочную прогулку по Гудзону. Марго нашла ее просто уморительной. Важная веха в отношениях. Потом Тоби потерял весло и начал читать наизусть У. Б. Йейтса. [32] Марго сочла это обворожительным. А потом — ну что она должна была делать? — она достала кокаин. Который Тоби счел отвратительным.
32
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — ирландский поэт и драматург, лауреат Нобелевской премии (1923).
— Убери, я не занимаюсь такими вещами.
Марго посмотрела на него так, словно у него выросла вторая голова.
— Но ты же дружишь с Сон, так ведь?
— Да, но это не значит, что я наркоман…
— Я не наркоманка, Тоби, я просто люблю немного позабавиться, вот и все…
Он отвел взгляд. Я тоже в смущении отвела глаза. Я ненавидела себя. Мне был отвратителен этот момент, одно из многих болезненных пятен на том, что могло бы быть отличным пейзажем взаимоотношений. И как всегда, это я вела себя плохо.
Тоби рассматривал здания на другом берегу реки. Уличные фонари начали мерцать вдоль водной каймы, и красные ленты стремились к лодке. Он улыбнулся. Потом положил весло. Снял куртку, ботинки. После — рубашку.
— Что ты делаешь? — спросила Марго.
Он продолжал раздеваться, аж до самых трусов. Потом встал, протянул
Марго уронила кокаин и ошеломленно перегнулась через борт лодки. Тоби пробыл под водой ужасно долго. Она ждала, беспокойно двигая руками. И гадала, не должна ли закричать, зовя на помощь.
В конце концов она сняла жакет и туфли и прыгнула за ним. И тогда он всплыл на поверхность, хохоча как сумасшедший.
— Тоби! — завопила она, стуча зубами. — Ты меня одурачил!
— Нет, моя милая Марго, — засмеялся Тоби и плеснул на нее водой, — ты сама себя одурачила.
Она посмотрела на него.
«Какой он мудрый», — подумала я.
«Какой он сумасшедший», — подумала Марго.
— А?
Тоби по-собачьи поплыл к ней.
— Ты и в самом деле думаешь, что кокаин делает тебя забавной? — спросил он. — Потому что, если ты так думаешь, ты куда тупее, чем выглядишь.
Вода капала с его носа, из-за холода голос его дрожал. Марго уставилась на него, и как только в голову ей пришла мысль поцеловать Тоби, он подался вперед и сам ее поцеловал. Это был — я могу присягнуть в том — самый мягкий, самый искренний поцелуй в ее жизни.
После этого я провела несколько месяцев на крошечном чердаке Тоби над ночным кафе, внимательно изучая Марго и Тоби, пока они все глубже и глубже падали в духовную пропасть, которая начала ощущаться как любовь. Сначала я говорила себе, что эти двое влюбляются в саму любовь, что это случай, а не любовь, свел их вместе, несмотря на отсутствие денег, будущего и общего между ними. Но, наблюдая, как они, завернувшись в полотенца, пьют кофе и читают утренние газеты, словно пожилые супруги, на шатком балконе второго этажа, выходящем на Уэст-Виллидж, я решила: подожди секунду. Что я тут пропускаю? Что я пропустила в первый раз, пока была жива?
Чувствовала ли я себя третьей лишней? Давайте просто скажем, что мне помогало присутствие Гайи. Я не сразу ее узнала. Во время самых интимных минут, минут, которые я хотела уважать и лелеять из-за их приватности и святости, мы с Гайей болтали о детстве Тоби. Она умерла от рака шеи, когда Тоби было четыре года. До этого ангелом-хранителем Тоби была его тетя Сара. Я удивилась, так как думала, что одному человеку назначают только одного ангела-хранителя. Нет, ответила Гайя. Только пока мы нужны и когда в нас нуждаются. Человек может иметь двадцать разных ангелов-хранителей за всю жизнь. И ты, вероятно, будешь тоже хранить не одного человека.
При мысли об этом у меня голова пошла кругом.
Тоби рассказывал мне, что у него осталось о маме только одно воспоминание. Она учила его кататься на велосипеде. Он боялся упасть и оставался в дверном проеме дома, вцепившись в руль. Он помнил, что мама велела ему доехать только до конца садовой дорожки, и, если ему это удастся, он может попытаться доехать до конца улицы, потом — до конца следующего квартала и так далее. Когда он доехал до конца дорожки — все четыре метра, — мама аплодировала с таким энтузиазмом, что он начал колесить до самого конца города, пока она не утащила его домой. Тоби сказал мне, что с тех пор использует схожую тактику в писательском деле — дописывает до конца страницы, потом до конца главы и так далее, пока не закончит весь роман. И он всегда держит в уме образ матери, аплодирующей ему.