Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)
Шрифт:
Как раз в эту пору родной мой отец отправлялся служить в провинцию Митинокуни [6] .
То время года было преисполнено печали. К мужу я еще не привыкла и всякий раз, когда встречалась с ним, только обливалась слезами, а грусть, которая охватывала меня, была ни на что не похожей. Видя это, весьма растроганный Канэиэ твердил мне, что никогда не оставит меня, но мысль о том, могут ли чувства человека следовать его словам, заставляла мое сердце лишь печалиться и сжиматься еще больше.
6
Митинокуни–
Наступил день, когда отец должен был отправиться в путь, и тут он, уже собравшись, залился слезами, и я, которой предстояло остаться, впала в неизбывную печаль. Отец не мог выйти, пока не произнесли: «Пришла пора отправляться!». Тогда он свернул трубочкой послание и положил его в тушечницу, стоявшую под рукой, а потом снова залился слезами, переполненный чувствами, и вышел. Некоторое время я не открывала коробку и не могла заставить себя посмотреть, что там написано. Когда же проводила отца окончательно, то подошла к коробке и посмотрела, что отец написал. Это были стихи для Канэиэ:
Вас одного прошу, В путь пускаясь далекий, - Оставайтесь опорой Ей на долгие-долгие годы. Там, вдали, лишь о вас буду думать!«Пусть это увидит тот, кто и должен увидеть», - подумала я и, охваченная безмерной печалью, положила письмо на прежнее место, а вскоре ко мне пришел и Канэиэ. Я не подняла глаз, погруженная в свои думы, и он произнес в изумлении:
– Что такое? Это ведь дело обычное. А все, что с тобой происходит, лишь доказывает, что ты мне не доверяешь.
Потом увидел письмо в тушечнице и воскликнул: «Ах!» - после чего отослал отцу на его внешнюю стоянку стихи:
Коль одного меня вы попросили, По возвращении уверитесь тотчас, Насколько я надежен в обещаньях. Я - словно та сосна, Что не меняется в веках.Так проходили дни, и мне было грустно, когда я думала об отце, который находился теперь под небом странствий. Да и Канэиэ не выказывал в своем сердце возлагавшихся на него надежд.
Пришла двенадцатая луна. Канэиэ уехал по делам в Ёкава [7] и оттуда написал мне:
«Насыпало много снега; думаю о тебе с большой грустью и с любовью».
Я ответила стихами:
Ведь даже снег На затвердевших водах Реки Ёкава Не скоро тает - Его опора крепче, чем моя.С тем и закончился этот полный непостоянства год.
7
Ёкава (Ёгава) - одна из пагод буддийского монастырского комплекса Энрякудзи, расположенная на берегу реки с тем же названием.
В первую луну [8] , не видя его у себя дня два или три, я передала слугам стихотворение, сказав им:
– Если придет посыльный от Канэиэ, вручите ему.
Там было написано:
ЗнатьВ его ответе значилось:
8
Лунный год начинался в ту пору, когда солнце находилось в созвездии Рыб. Названия лун были либо старинными японскими, либо китайскими - «по номерам» (первая, вторая и т. д.). В «Дневнике» используется вторая из этих систем.
Между тем, обнаружилось, что я забеременела. Весну и лето я провела в страданиях, а к исходу восьмой луны, наконец, разрешилась от бремени. В ту пору Канэиэ был полон внимания ко мне - казалось, его мысли полны одною мной.
Да. А однажды, в девятую луну, после того, как он ушел из дома, я взяла в руки шкатулку для бумаг, открыла ее, и заглянув внутрь, обнаружила письмо, намеченное к отправке другой женщине. Охваченная презрением, я решила дать ему знать, что видела это письмо, и написала:
Узнать хотела, Увидав письмо, Которое отправить ты собрался, - Не значит ли оно, Что ты порвешь со мной?!Пока меня занимали эти мысли, в конце десятой луны случилось так, что Канэиэ не показывался на глаза три дня кряду. А когда пришел, то сделал вид, будто «некоторое время испытывал» меня.
Когда однажды после этого с наступлением вечера Канэиэ сказал:
– Мне обязательно нужно быть ко двору, - и вышел от меня, мне это показалось подозрительным, и я послала следом за ним человека, который проследил за Канэиэ, вернулся и доложил:
– Велел остановиться в таком-то месте на городской улочке.
«Все так и есть», - подумала я и, совершенно растерянная, не знала, как быть. Так прошло дня два или три, и вот как-то перед рассветом раздался стук в мои ворота. Я поняла, кто это стучит, но была в дурном расположении духа и не велела открывать. Тогда он ушел, как я думаю, в привычный уже для себя дом. На следующее утро, чтобы не оставлять этот случай без последствий, я тщательнее обыкновенного написала стихотворение:
Известно ль Вам, Как долго не приходит Рассвет В печально одинокую Постель?!Потом прикрепила его к увядшей хризантеме и отослала Канэиэ. В ответ он написал: «Я собирался прождать до самого рассвета, но ко мне пришел посыльный и вызвал меня по делу. Как верно то, что пишешь ты!
Ведь правду говорят - Как горько ждать У запертых ворот Зимою, ночью бесконечной, Когда откроют их тебе».Итак, поведение его было весьма подозрительным, обидным для меня, хотя разве не мог он делать свои дела втайне, чтобы я искренне верила ему, когда он говорил, что должен быть при дворе или где-нибудь еще?