Дневник матери
Шрифт:
Юра всю историю с Валей освещает с неожиданной стороны.
– Ну, теперь все! Лётчиком Вальке уже не быть! – говорит он, когда мы все сидим за вечерним чаем.
– Гм… лётчиком! – нахмурясь отзывается отец. – Я боюсь, что вообще для армии он вряд ли будет годен!
От этих слов у меня холодеет внутри… Иван Николаевич взглядывает на меня и говорит мягче:
– Ничего, Маша. Была бы голова на плечах, а люди везде нужны!
«Люди везде нужны», – мысленно повторяю я, долго ворочаясь без сна. Конечно, это так. Но какой мальчишка не мечтает,
Кто знает, не воспримет ли он случившееся трагически? И не скажется ли это на его характере и поведении? Он может стать озлобленным и угрюмым. Ведь мальчики обычно остро переживают свою неполноценность, они хотят быть, «как все». Придёт время, сверстников Вали призовут в армию. А что будет делать он?
– Мама, знаешь что, ты не думай об этом. И Вальке ничего не говори! – сказал мне Юра, когда утром я поделилась с ним своими мыслями. – До армии ещё далеко. А потом – не такое уж у Вальки «ранение», чтобы его совсем забраковали. Подумаешь, трёх пальцев на ноге нет! Уж в радиосвязи-то он может пригодиться!
Доводы Юры меня несколько успокаивают, и я начинаю не столь мрачно смотреть на Валино будущее.
Валю сегодня выписывают из больницы. После завтрака мы с Юрой отправляемся за ним. Но в палатах идёт обход врачей, и мы ждём довольно долго. Когда Валя появляется в приёмной, мы с Юрой вскакиваем, бросаемся к нему и подхватываем его под руки.
– Не надо, я сам! – говорит Валя, отстраняет нас и, слегка прихрамывая, спешит к выходу.
Только когда за нами захлопывается дверь, Валя, здороваясь, целует меня. Там, в передней, на глазах у всех, он ни за что не смог бы этого сделать.
По аллее больничного парка мы идём к трамвайной остановке. Валя посередине, а я и Юра с боков, слегка поддерживая его.
Жарко. Солнце печёт нещадно. И дождя не было уже две недели. Сухой порывистый ветер кружит мусор возле киоска с фруктовой водой. Трамвая нет и нет. Мы с нетерпением поглядываем в ту сторону, откуда он должен подойти. Я беспокоюсь за Валю, не натрудил бы он себе ногу.
– Валя, ты, может быть, сядешь? Вот тут скамейка…
– Нет, мама.
Над головой слышится гул самолёта. Серебристая птица парит в небе, выгоревшем от зноя. Подняв лицо вверх, Валя провожает её взором.
Мы с Юрой переглядываемся. Я поспешно спрашиваю:
– Валя, а ты ничего не оставил в палате?
Наконец-то из Москвы приходит желанный ответ: Таня зачислена студенткой на географический факультет МГУ. Радости нашей нет предела. А о самой Тане и говорить нечего.
– Мама! Это такое счастье, такое счастье, что и поверить трудно! Я – студентка Московского государственного университета.
Таня прислушивается к тому, как звучат эти слова, произнесённые раздельно, и, зажмурившись от счастья, мотает головой.
– Ох, и заниматься же буду я! – говорит она. – Вот увидишь, мама, как я буду заниматься!
Я не сомневаюсь в Тане, она не посрамит чести быть студенткой Московского университета, но меня беспокоит: как-то Лида отнесётся к тому, что Таня будет учиться в Москве? Ведь и она мечтала о Москве после окончания школы.
А Лида вот-вот должна приехать домой, мы со дня на день ждём от неё телеграммы о приезде…
В нашей семье установилась традиция – день возвращения домой каждого члена семьи превращать в праздник, будь то Иван Николаевич, вернувшийся из экспедиции, или малыши, приехавшие из пионерлагеря.
Сегодня мы ждём Лиду, и дел у нас по горло. Утром мы все встаём рано. Я иду на рынок, а затем готовлю обед повкуснее. Дети заняты генеральной уборкой: моют окна, двери, полы, вешают на окна чистые шторы и в столовой обычную скатерть заменяют парадной. Она сверкает белизной, на ней ещё не разгладились складочки на сгибах. И букет цветов, который Юра не поленился сбегать купить, на ней кажется особенно ярким.
За час до прибытия поезда всей семьёй отправляемся на вокзал. Поезд несколько опаздывает, в ожидании его прогуливаемся по перрону. При мысли о Лиде мне стано вится грустно. Я думаю о том, как счастливо складывается судьба Тани и как неудачно она сложилась у Лиды…
Чтобы скрыть своё настроение от детей и Ивана Николаевича, я ухожу в самый дальний конец перрона. Но Валя уже почувствовал что-то неладное. Он догоняет меня, заглядывает мне в лицо и говорит, взяв за руку:
– Ну что ты, мама! Ведь придёт поезд…
Я невольно улыбаюсь, обнимаю Валю, и мы вместе с ним возвращаемся к остальным.
Поезд действительно приходит. Лида стоит на подножке вагона смуглая, почти чёрная от загара. На щеках её полыхает румянец, она счастливо улыбается, спрыгивает с подножки, обнимает всех по очереди, начиная с меня, и говорит:
– Я просто поверить себе не могу, что я снова с вами со всеми! Я минуты считала, а тут ещё поезд опоздал…
Чтобы не расстраивать Лиду, мы пока не говорим ей о том, что случилось с Валей.
В трамвае по дороге домой Лида рассказывает, как до Бухары они добирались на верблюдах. Я не свожу с Лиды глаз, она кажется мне такой большой, сильной. А она, точно угадав мои мысли, привлекает меня к себе и восторженно-удивлённо вскрикивает:
– Мамочка! Да ты мне как раз до плеча! Правда, папа? Иван Николаевич смеётся:
– Я давно говорю, что в семье она скоро будет самой маленькой.
Дома Лиду все приводит в восторг: и чистота, и букет цветов на столе. Она ходит из комнаты в комнату, влюблёнными глазами оглядывает давно знакомые вещи и говорит:
– Нет, мама, как хорошо дома!
Перед отцом Лида ставит несколько банок с заспиртованными клещами.
– Собранного материала мне хватит определять на целую зиму! Ты представляешь, папа, вот в этой банке есть несколько экземпляров клеща, который ещё не описан в науке…