Дневник, найденный в ванне
Шрифт:
— Позже зайдите снова сюда, пожалуйста!
Я пошел дальше.
Если бы он считал меня сообщником, то не боялся бы, что я его выдам. Я не разбирался в методологии разведки, однако мне было известно, что агенты, действующие на смежной территории, как правило, не знают друг друга, благодаря чему возможность массового провала и разоблачения всей организации уменьшается до минимума. Имея доступ моему делу, Эрмс мог, опираясь на собранный против меня материал, считать меня именно таким агентом, хотя вместе с тем, принимая во внимание приведенные выше соображения,
Ха!
Я резко остановился, настолько погруженный в свои мысли, что едва ли замечал белевшие и уходящие в перспективу коридора две шеренги дверей. Так ли уж это очевидно?
Разве существует какая-то солидарность агентов, платных, по сути, лиц, и не пожертвовал бы Эрмс мной без колебаний, даже распознав во мне союзника, в том случае, если бы это сулило ему личный успех или хотя бы шажок вперед в том задании, которому он себя посвятил? Да, это было возможно. Что же мне делать? Куда идти? К кому обратиться?
Вдруг я ощутил, что руки у меня пусты: мои бумаги и книга остались у Эрмса. Это был неплохой предлог. Я поспешил назад. Делая последние шаги перед его Отделом, я старался придать своему лицу по возможности легкое и рассеянное выражение, затем прошел через секретариат и без стука отворил дверь.
Если бы я сто лет подряд напрягал воображение, стараясь представить, за каким занятием я его застану, то все равно не отгадал бы!
Удобно расположившись в кресле, откинувшись назад так, что обе его ноги болтались в воздухе, позванивая в такт ложечкой о стакан с чаем, он пел.
Он был, похоже, очень доволен собой.
"Видно, полезен будет ему этот план!" — пронеслась у меня в голове молниеносная мысль. Эрмс, ничуть не смутившись, прервал пение на полуслове, усмехнулся и заговорил со мной:
— Да, поймали вы меня! Что поделаешь! Да, лодырничал — факт. Чего только не делаешь иногда, чтобы окончательно не заели бумажки. Вы за книгой, да? Пожалуйста, вон она лежит. Вы меня удивили: даже на службе занимаетесь этим… самообразованием. О, тут еще ваши бумаги.
Встав, он подал мне и то и другое. Я поблагодарил его кивком и хотел уже выйти, как вдруг повернулся и, стоя так, чтобы видеть его через плечо, бросил:
— Да, вот еще…
Я обратился к нему по-простому в первый раз, до сих пор я всегда добавлял «майор». Он перестал улыбаться.
— Слушаю.
— Весь наш разговор — это был шифр?
— Но…
— Это был шифр, — с упорством повторил я.
У меня было впечатление, что мне даже удалось усмехнуться.
— Правда? Все — шифр!
Он стоял за столом с полуоткрытым ртом. В такой позе я его и оставил, прикрыв за собой дверь.
8
Я ушел оттуда почти
Зачем мне все это понадобилось?
Может, я хотел напугать его? Но я мог бы и не тратить на это свои силы: он наверняка был уверен, что ему нечего бояться меня, бессильного, запутавшегося в сети, концы которой он и ему подобные надежно держат в руках.
Как бы там ни было, я снова испытывал душевный подъем. Почему? Задумавшись над этим, я пришел к выводу, что причиной был Эрмс — не из-за его пустой болтовни, конечно же, этой видимости радушия и внимательности, которым я на минуту поверил только потому, что очень этого хотел, а из-за подсмотренного в дверях, ибо если — так примерно выглядел ход моих мыслей — он, занимая такой пост, был агентом тех, это значило, что можно ввести в заблуждение, обмануть и перехитрить Здание в самом сердце его, в кардинальных узлах, а потому далеко ему до абсолютной безошибочности, и всеведение его — лишь плод моего воображения. Это, само по себе мрачное, открытие отворяло передо мной лазейку, пожалуй, самым неожиданным для меня образом.
На полпути в Секцию Поступлений я вдруг задумался. Они хотели, чтобы я туда пошел, поэтому следовало поступить иначе, дабы вырваться из заколдованного круга заранее предусмотренных для меня действий. Куда я мог, однако, пойти? Никуда — и он прекрасно об этом знал. Оставалась только ванная. В конце концов, она была не таким уж плохим выходом. Там я мог в тишине и одиночестве подумать, переварить события, уже слишком многочисленные, попытаться связать их в одно целое, взглянуть на них под иным углом зрения, наконец, хотя бы просто побриться. А то с этой колючей щетиной я слишком выделялся среди сотрудников Здания, и кто знает, не из-за особого ли приказа они все делают вид, что совершенно этого не замечают?
Я поднялся на лифте вверх, в ту ванную, в которой недавно обнаружил бритву, забрал ее оттуда и вернулся вниз — к себе, как я назвал мысленно это место.
Перед самой дверью моей ванной комнаты мне вдруг показалось, что когда я в задумчивости первый раз уходил от него, Эрмс упомянул, что мне не мешало бы побриться. Не предвидел ли он и эту альтернативу? Я долго стоял в коридоре, тупо уставившись на белую дверь. Так, значит, не входить?
Но, в конце концов, от этого действительно ничего не зависело! Я мог, впрочем, побрившись, сидеть здесь в уединении сколько захочу — уж этого-то он наверняка заранее предусмотреть не мог!
Я вошел осторожно, хотя и привык к пустоте, которая всегда здесь царила.
Передняя с зеркалом на стене освещена другой, вроде бы более сильной лампой, но может быть мне это только показалось. Я отворил дверь в комнату с ванной и почти тут же закрыл ее: в ней кто-то был. Какой-то человек лежал почти на том же самом месте, что ранее и я, рядом с ванной, подложив под голову полотенце. Первой моей мыслью было уйти, но я ее отмел. "От меня ожидают, что я убегу, — решил я. — Это было бы самым естественным, а потому — я остаюсь".