Дневник сломанной куклы
Шрифт:
Кто? Это сейчас выясняется. А Фитюков, став председателем, ухитрился - что делать?
– покрыть убыток из резервного фонда ЦБ, в общем, перекрутился, молодец. Дело о покушении на Юрьева очень быстро замяли - чего там особенно прогибаться? Ну, убили вора - справедливость торжествует, а таких дел у прокуратуры - вагон и маленькая тележка...
Смешно, какая-то часть сотрудников в эту версию охотно поверила - те, кому всегда приятно сознавать, что еще вчера уважаемый, богатый, удачливый, молодой и красивый начальник, перед которым они лебезили и мели хвостами, оказался жуликом и ворюгой, пусть его жена (помните, сколько у нее шуб?) теперь радуется, что муженька пристрелили. Все равно рано или поздно попался бы - и конфискация, а так у нее все же дача, пятикомнатная квартира в центре, "Ауди" и, сам Фитюков говорил, счет в Цюрихе.
Однако большинство было уверено - все проще, деньги присвоил Фитюков, Юрьев его застукал,
Вот Стаса, того жалели все - простой был мужик. И главное, погиб ни за грош - из-за того, что Володька Синицын с бодуна не вышел в тот день на работу.
Владимир от всех этих дел взял отпуск и теперь сидел, а точнее, в основном, лежал на даче, слушал стук дождя о крышу дома и думал иногда, что лучше бы вообще-то сдохнуть, оказавшись в нужный день в нужном месте - рядом с Юрьевым. Вообще - лучше бы сдохнуть.
Читать он не мог, хотя Аська натащила из города целый ворох детективов. Вот-вот! Самое время ему с захватывающим интересом наслаждаться байками про наемных убийц и мудрых следователей, которые всегда раскалывают негодяев. Славка, с которым Владимир еще недавно так любил играть, гулять, просто разговаривать, теперь смертельно утомлял. Слава Богу, мать с дедом уже перебрались в город - меньше расспросов, тревожных взглядов и "полезных советов" немедленно, вот завтра же обратиться к врачу-невропатологу. Впрочем, Владимир дисциплинированно глотал таблетки, прописанные мастером на все руки Женькой. Тупел. Ел с отвращением. Днем много спал, зато ночью не мог отключиться даже на полчаса.
Он не понимал, что с ним происходит. Да, жалко Стаса, да, тот мог остаться жив, если бы не... Но что такое это "если бы не"? В конце концов, чистая случайность, из них вся жизнь состоит. И странно желать себе смерти оттого, что не получил пулю в лоб. Абсурд. Дальше - разговоры в банке. Да пошли они! Из банка можно запросто уволиться, такие, как Владимир, без работы не сидят. Так? Так. Теперь Гришка. Издох - и собаке собачья смерть. А бояться, что у нас, здесь и сейчас, все-таки вычислят, придут и арестуют... Кто? Менты, которым только пьяных бить да бомжей сажать? Этого бояться можно только в состоянии тяжелой шизофрении. Так чего?! А ничего. Просто жить неохота, вот чего! Каждое движение, даже мысль о том, что надо что-то сделать, вызывает приступ какой-то чертовой паники. И отвращения. Ко всему. К себе - в первую очередь.
А дожди все шли. Дом отсырел, пришлось и Славку отправить в город - к бабке. Там он хоть будет ходить в садик, а не сидеть тут целыми днями над душой, маяться от безделья. Оставшись вдвоем с мужем, Ася, которая тоже оформила отпуск, удвоила свои о нем заботы. А толку? Приезжал из города Евгений. Посмотрел, посмотрел и говорит: не станет лучше, придется лечь в клинику.
– В психушку?
– спросил Владимир с улыбкой, от которой Ася сразу заплакала.
А через два дня, войдя утром в комнату мужа, не смогла его добудиться. Во сне он тяжело и хрипло дышал, пульс был частым и слабым. "Скорая" отвезла Владимира в больницу, в Сестрорецк. Диагноз - острое отравление, попытка суицида. Принял все Женькины таблетки сразу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Пока Катя лежала в клинике, отец, поселившись в отеле неподалеку, работал над книгой. Это был специальный отель, жили там, в основном, родственники больных, от вестибюля к больничному комплексу несколько раз в день ходил автобус, так что Майкл сдал взятую в аэропорту напрокат машину - автобуса ему вполне хватало. Впрочем, до корпуса, где лежала дочь, можно было за пятнадцать минут дойти пешком. Катя после сложной операции чувствовала себя хорошо, хотя вставать ей еще не разрешали. Настроение у нее также было спокойным и радостным. Они с Мышей уже договорились: как только... и если она начнет ходить, он посылает Димке приглашение в гости. И тогда... Тогда все может быть...
* * *
"Ну, вот. Я опять дома - с Рут, Мышей и "животниками" - так наша Рут называет котов. И со своими записками, которые были заброшены, пока я лечилась. И, кажется, в общем, вылечилась. Во всяком случае, я теперь другая не сломанная кукла, а молодая девушка, у которой имеется кое-какое будущее. Кто же я теперь?
I am Кat Sinitsin-Mishcarudny. I live in Goleta, California, with my father, Professor of the University, and his wife Ruth.
Да, так я себя и воспринимаю и стараюсь не только говорить, но и думать по-английски. Не из выпендрежа, а потому, что иначе как следует язык знать не будешь. А мне необходимо знать, ибо решено - зимой, если не возникнет проблем с продлением моей визы и со здоровьем будет о'кей, я начну посещать лекции в университете. А в будущем учебном году shall try поступить туда в качестве полноправной студентки. Специальность, само собой, русская литература. После окончания.... это сколько же времени пробежит?.. в общем, тогда будет видно. Может, вернусь домой... Мыша об этом и слушать не хочет, заводится с пол-оборота. Маму с дедом, говорит, пригласим сюда погостить, да подольше. Вовку тоже. Филимона привезем, и он подружится с котами. И вообще - всех сюда. Интересно, где Мыша собирается разместить весь этот ковчег?.. Ладно, посмотрим. А пока мне нужно быть здесь. Так мы решили на семейном совете, в котором, кроме нас с Мышей и Рут, активно участвовали по телефону дед и мама.. Кстати, я недавно узнала, что у Вовки был какой-то нервный срыв, он загремел (надо бы написать "был помещен", но я уже давно махнула рукой на стилистику!) в какую-то жуткую больницу, но теперь уже перевели в Бехтеревку, где лечат от депрессии на почве переутомления... Пока я лежала в Hospital и потом приходила в себя, мои питерские родственники, как партизаны, скрывали это не только от меня, но даже от отца - чтоб ни одна отрицательная эмоция как-нибудь не досочилась до моей ранимой души. Хорошие люди. А я все-таки очень счастливый человек, и доктор Билл Фрейд (псевдоним - Фейман) был не прав, называя мое умение радоваться каким-то там мужеством. Не по его это специальности. Просто мне везет на людей - кроме... одного типа. Кстати, мне стало почему-то на него наплевать, даже мысли и сны о том, как я его убиваю, прекратились. Вот это наверняка работа доктора Билла. И если посмотришь с холодным вниманьем вокруг, я, если не считать того гада, ни разу в жизни не сталкивалась с подлецами, никто меня всерьез не обижал. Точно! Другое дело, что в детстве некоторые обиды кажутся смертельными, но теперь-то я не ребенок. Взять хотя бы тетю Зину. Когда-то я из-за нее рыдала, корчась от унижения, а она просто серая баба и так тупо понимала заботу о сыне.
Сейчас конец октября. У них в Питере, небось, настоящая осень. Листья, Димка пишет, почти все облетели. А здесь у нас вечное лето - двадцать два градуса по Цельсию, днем я хожу в одной футболке и шортах... да, да! Никто не ослышался - после занятий гимнастикой в клубе, куда меня три раза в неделю возит Рут, ноги у меня уже не такие худющие, а судя по кое-каким взглядам, вообще ничего. Так что можно носить хоть шорты, хоть мини- юбку. Вот я написала "хожу в футболке". Я ведь и вправду хожу! Не слишком быстро, слегка прихрамывая, но - хожу! Не ползаю! Никаких чертовых палок, тем более костылей. Я тут даже танцевать пробовала, клянусь, - мы с Мышей исполнили медленное танго, он меня учил - я же никогда в жизни не танцевала, только в детстве плясала с платочком: бабушка пела "Выходила на берег Катюша", а я плясала. Это было давно, а наш с Мышей танец был исполнен во время party (вечеринки), устроенной в мою честь после возвращения из клиники - уже не той, где меня прооперировали, а маленькой, частной, недалеко от Лос-Анджелеса, я там проходила курс реабилитации. Боюсь, отцу все это стоило жутких денег, но он на мои финансовые вопросы только машет рукой - мол, какие такие великие деньги за счастье видеть дочь нормальным человеком! Он у нас рыцарь и романтик высшей пробы.
В ту, последнюю, клинику ко мне несколько раз приезжал доктор Билл, и мы вели с ним психоаналитические беседы на самые разные темы. Теперь уж он обо мне знает больше меня самой.
Мыша уверен, что с продлением визы все будет в порядке - сейчас мне еще необходимо продолжать лечение, а потом я стану ихней студенткой. У меня уже завелось несколько знакомых студентов и аспирантов - это все Рут, на давешней вечеринке, устроенной в мою честь, были не одни профессора. Иногда ко мне заходит Эвелин, очень милая девушка, славистка. Она думает, что говорит по-русски, осталось только довести язык до блеска, так что беседы со мной ей очень полезны. Так она объясняет свои регулярные визиты. Сперва я всполошилась, уж не благотворительность ли это. Чтобы бедная больная русская девушка не чувствовала себя одинокой в чужой стране. Но вскоре мне стало ясно, что все это наши русские комплексы. Вовка сказал бы - "удаление гланд через задний проход". Американцы гораздо проще. И если она утверждает, что разговоры со мной, кроме общения, нужны ей для практики, значит, для практики. И точка... Это видно по тому, как она каждый раз выбирает для разговора определенную, заданную тему и не стесняется спрашивать, как сказать по-русски то, а как, наоборот, - это.
Эвелин - из Сан-Диего, там живет ее мать, и я уже получила туда приглашение: в Сан-Диего есть, оказывается, какой-то необыкновенный зоопарк, мировой рекордсмен, где звери содержатся почти в естественных условиях, а люди по узким, отделенным незаметной сеткой коридорам проходят через их территорию, с их, как я понимаю, согласия.
Обо мне Эвелин знает, что я жила в большом и красивом городе Петербурге с матерью и дедом, у меня есть брат, золовка и племянник, что я нашла своего отца через Интернет. Последний факт ее просто поразил, и она часто к нему возвращается, каждый раз восклицая: "Wonderful! Шьюдо! Шьюдо!" Что означает, как нетрудно догадаться, - чудо.