Дневник сломанной куклы
Шрифт:
Он хотел возразить, что на один разговор в году у него самого уж как-нибудь хватит денег, но раздался отбой.
– Разъединили?
– с сочувствием глядя на него, спросила Юлька.
– Набери снова.
Дмитрий не успел ответить, телефон звякнул, он схватил трубку... и услышал торжественный голос матери.
– Я хочу, чтобы ты отдал себе отчет в том, что я впервые в жизни встречаю Новый год одна. В день, когда страна осталась без власти и случиться может все, любая агрессия. Где у тебя совесть? Поменял на бабу, на дешевку? С тех пор как ушел отец, мы всегда-а...
Этого
– Мама, я сейчас не могу, я тебе позвоню через пять минут, ты извини, я...
– Ты не можешь! Времени нет! Для родной матери!
– это был даже не крик визг. Он торопливо положил трубку, и телефон сразу зазвонил опять.
– Ну вот, - сказала Катерина, - теперь можем говорить. А то у вас там это запредельные деньги, а я тут - по карточке. У вас уже скоро полночь, так что поздравляю, мы все поздравляем - и Рут, и Мыша, и коты. Между прочим, Ник по тебе скучает, два дня был сам не свой, все ходил, искал. Муркал.
"А ты - не скучаешь? Совсем?" - хотелось спросить ему. Вместо этого, взглянув на Юльку, которая почему-то не шла на кухню, откуда пахло чем-то пригорелым, Дмитрий чинно поздравил с наступающим Катю и всю семью, включая, натурально, и котов. Потом светски спросил, где они собираются встречать Новый год. Дома?
– Коты? Дома. А нас Роналд пригласил на ранчо. Там у него на горе настоящая елка, живая! Громаднющая! Он ее уже украсил и положил подарки. Будет фейерверк, хотя это запрещено. Слушай, тут все поражены уходом Ельцина...
– А как же кактус?
– перебил Дмитрий.
– Помнишь, ты собиралась повесить на него шарики?
– Какой кактус?.. А-а, так это - если б не было елки... Слушай... А ты не забыл?.. Про кактус?
– Я ни про что... не забыл... А ты наденешь то платье, ну, которое - в последний день? В ресторане?..
Пробормотав, что сейчас сгорит пирог, Юлька быстро вышла из комнаты. Но он все равно сказал. Совсем тихо, прижав трубку к губам:
– Я тебя люблю.
Она не расслышала. Стала прощаться:
– Ладно. Пока. Поздравь от меня Юлю и пламенный привет моему будущему племяннику! Скажи ему это громко и радостно. Я тут прочла, что дети все слышат и понимают еще в утробе матери. Все! Целую! Конец связи!
Гудки.
Надо было идти к Юльке. А вдруг она все поняла, обиделась, плачет? Ей же нельзя! Свинья он все-таки. Ведь он любит Юльку, это правда. Катя сама говорила: "Любовь бывает разная". Он тогда еще тупо сострил, что придется заводить гарем. Это было сразу после... той ночи...
Юлька вовсе не плакала - деловито возилась с готовым пирогом. Не поднимая головы, спросила:
– От меня привет передал?
– Передал, - бодро соврал он. И тут же добавил: - А она просила поздравить тебя и обратиться с речью к племяннику. Персонально! Сказала: дети все секут еще в утробе. Так что - внимание! Тетя Катя тебя поздравляет! Персонально! Слышишь? Эй, Кузя!
– Не ори! Напугаешь ребенка, сделаешь заикой... А почему - Кузя?
– Откуда я знаю? Почему-то Кузя. Пока. Хотя...У меня в детстве был такой котенок, серый с белой грудкой. Кузьма. Редкой сладости.
Без двадцати двенадцать Юлька сняла передник, причесалась, навела ослепительную красоту, они зажгли на елке свечи, погасили верхний свет и уселись за стол. Сперва, как положено, проводили уходящий год, и Юлька заявила, что это был лучший год в ее жизни.
– В моей тоже, - согласился Дмитрий. Сказал чистую правду.
Без минуты двенадцать он откупорил шампанское, они встали и подняли бокалы.
На экране телевизора уже били куранты.
– Пьем под четвертый удар часов, - сказала Юлька тоном эксперта.
Чокнулись и выпили.
– С Новым годом, Митя! С двухтысячным - с ума сойти!
– С Новым годом, милая!
– А, действительно, - милая?
– Самая-самая. А кто еще милее пушистого рыжего кота?
– ...который скоро станет толстым и неповоротливым.
– Толстые коты - вообще загляденье.
– Как тот, в Америке? Которого ты гладил и таскал на руках?
– Точно! Я и тебя буду гладить и таскать на руках. Прямо сейчас и начнем! Пока груз подъемен.
Он подошел к Юльке, поднял ее со стула, взял на руки и стал ходить возле елки, на которой сияли свечи, посверкивали игрушки и блестела мишура. Стало легко на душе. Юлька - милая, теплая, доверчивая. Все хорошо. Хорошо!!
* * *
Ася сказала по телефону, что придет со Славой часам к восьми - помочь резать салаты, чистить селедку и вообще накрывать на стол.
– Сладкое не покупайте, я испекла обалденный торт, одна клиентка рецепт дала. А Вова потом еще принесет лимонад, хлеб и все тяжелое.
– А почему вы придете не вместе?
– спросила Лидия Александровна.
– Опять поссорились?
– Ну, не то чтобы... Просто он хотел набрать водки, а я сказала, не надо. А он говорит: провожать старый год надо только водкой. А ему же вообще ничего нельзя! Даже шампанского. Он ведь таблетки...
– И правильно. Кстати, у нас все есть.
– Все равно нельзя.
– Ну, шампанского придется налить, а то - сама знаешь... Придется из зол выбрать меньшее. Он и так все время чувствует себя неполноценным.
Ася промолчала. Еще неизвестно, какое зло он сам выберет. Особенно если она станет отговаривать. Разве что при деде не посмеет, деда он пока уважает, не то что... А она, Ася... С дурацкой ревностью все опять пошло по новой. Недавно потребовал, чтобы выписала на бумажку и оставила ему все адреса и телефоны клиенток. И ни одного не пропустила! Зачем? Как это - зачем? А если ему вдруг станет плохо? Или - с ребенком что-нибудь? Как это так - уходить на весь вечер да еще чтобы невозможно найти?