Дневник сорной травы
Шрифт:
– Я когда-нибудь смогу привыкнуть? По-моему, ты говоришь о невозможном.
– Если чего-то хочешь – стань этим. Хочешь любви – стань любовью. Хочешь бессмертия – впусти в себя жизнь. Это всего лишь энергия.
– Анна… – с тоской вздохнул Юрий. – Ты меняешься, а я остаюсь прежним. Ты все больше отдаляешься от меня… а я все сильнее хочу быть с тобой. У тебя всегда есть что отдавать, чем делиться. Целый хоровод ангелов не сделает этого лучше. Меня тянет к тебе неудержимо. Ты привлекаешь… а я даже не могу объяснить чем. Твои тайны никогда не кончаются, и моя любовь тоже. Когда я встретил тебя, то понял, что ничем не владею в этом мире. И пока ты не будешь со мной…
Анна молчала. Золотая нить Гекаты дрожала в ее руке. Юрий этого не видел, не мог видеть. Но он чувствовал тепло Анны, волну нежности, исходящую от нее. Их любовь выходила за пределы земной жизни, как река из берегов…
– По тебе скользит тень луны… – прошептал он, наклоняясь к лицу Анны. – Может, мы оба спим? Я не хочу просыпаться…
– И не надо, – улыбнулась она. – Ты когда-нибудь мечтал о власти?
– Честно? Нет. Считаешь, это недостойно мужчины?
Анна засмеялась. Она поняла о власти все. В чем ее сила и слабость. В чем ее суть. Множество культов делают ставку на страх, на слабые места в характере людей. Они ищут ту самую червоточину, через которую начнут разрушать. И уж если есть она в человеке, то… плохо его дело. На него будут оказывать давление, запугивать, воздействовать то кнутом, то пряником, пока он не дрогнет, не изменит себе. Тогда все! Он становится легкой добычей. Он больше себе не хозяин и будет делать то, что велят.
Такая власть иллюзорна. Ее сила обманчива и, по большому счету, ничтожна. Никого ни к чему нельзя принудить… если только не щелкать бичом страха. Многие обретают подобную власть, неизменно становясь ее жертвой.
Но есть Власть подлинная – над сердцем и душой человека, – и достигается она чистой любовью и внутренней красотой того, кто ее дарит. Только Любовь всесильна. Только она может все дать или всего лишить. И только она освещает жизнь, как свеча алтарь…
«Восточный экспресс» мчался по рельсам бытия, вне времени и пространства. Но люди, которые находились в нем, не замечали этого. Они думали, что все идет так, как должно быть. Они были пассажирами. И путешествие их длилось долго… дольше, чем можно себе представить…
– Юрий, – сказала Анна. – Дай руку, я хочу обручиться с тобой.
– Разве мы не женаты?
Она засмеялась.
– Конечно, нет. Мы теперь будем жить по другим законам. Смотри!
Анна разжала ладонь, и Юрий увидел кольцо, мерцающее лунным золотом. Он протянул к нему руку, но тут же отдернул.
– Горячее… Или мне показалось?
Анна легко вздохнула и надела кольцо Гекаты ему на палец…
На землю снова опустилась ночь. Минуты, часы и дни смешались… Огромные звезды блистали на черном небе, как глаза влюбленных. Тень луны скользила над миром…
Наталья Солнцева Отрывок из следующего романа «Танец семи вуалей»
Может, пойти за ней? Уподобиться ревнивому мужу или неуверенному в себе любовнику? Нарушить установленные им же самим правила? Презреть приличия?
Оленин вскочил, нервно потирая ладони, бросил взгляд на часы и выглянул в приемную. Его молоденькая ассистентка Сима поспешно спрятала зеркальце.
«Опять красится на рабочем месте, – сердито подумал он. – Забыла, что у нас тут не ночная дискотека!»
– Кто следующий по записи?
– Госпожа Правкина, – заливаясь краской смущения, ответила девушка. –
– Почему?
– У нее грипп. Она звонила и просила передать вам, что…
– Хорошо.
Оленин закрыл дверь и вернулся в свое кресло. Никуда он не пойдет! Не хватало превратиться в филера и шпионить за собственными пациентами. Что может быть отвратительнее и позорнее?
С этими мыслями он встал, вышел в приемную, молча прошагал мимо застывшей Симы, которая успела накрасить только один глаз и теперь докрашивала второй. От неожиданности ассистентка выронила зеркальце, оно упало на пол и, судя по звуку, разбилось.
– Ой…
– Впредь, будьте любезны наносить макияж дома, – не оборачиваясь, процедил Оленин, срывая с вешалки куртку.
– И-извините, Юрий Павлович…
Он так хлопнул дверью, что Симу обдало ветром. Она застыла, как пришитая, потом опомнилась, опустилась на корточки и стала собирать под столом осколки зеркальца.
– Ай!..
Она порезалась – на пальце выступила алая капелька крови. Девушка машинально сунула палец в рот. Кровь была соленой на вкус, как и ее обида.
Симе хотелось плакать от досады, но она сдерживалась, чтобы не испортить результат своих трудов. Если краска потечет, придется все начинать сначала. Юрий Павлович, не ровен час, опять застанет ее за «нанесением макияжа» и будет ругаться. Чем она его так раздражает? Подумаешь, реснички подмазала? Никого же нет. Никто не видит…
В аптечке закончилась перекись. Сима в свободное время, то бишь пока у Оленина длился сеанс, имела привычку заниматься маникюром. От рассеянности или по неосторожности она могла порезаться и часто пользовалась перекисью, чтобы остановить кровь. Незаметно она израсходовала всю бутылочку.
Сима была влюблена в своего шефа и не скрывала этого. Только он почему-то не поддавался ее чарам. Напротив, подмечал любую оплошность ассистентки и не упускал случая сделать ей замечание. Девушка из сил выбивалась, надеясь угодить доктору. Собственно, красилась-то она именно ради него, а он…
Вместо перекиси Сима обработала ранку йодом и заклеила пластырем. Выметая из-под стола остатки зеркальца, она злилась на свою неловкость. Разбитое зеркало – не к добру. Теперь Юрий Павлович точно ее уволит. Она уже четвертая ассистентка, которая продержалась дольше всех. Если доктор ее выгонит, придется искать новую работу. А куда возьмут молодую барышню после медучилища? В обыкновенную городскую больницу? Делать уколы и возиться с хворыми? Юрий Павлович хоть и ругается, зато платит по-человечески. Не жмотится. И напрягаться особо не заставляет. Отвечать по телефону, записывать пациентов на прием, вести журнал посещений… разве это трудно? Просто лафа…
Сима, вздыхая от жалости к себе, решила навести порядок в приемной. Полить цветы, вытереть пыль, почистить табличку на двери доктора. Авось, тот смягчится и передумает ее выгонять. Кстати, куда это он побежал, сломя голову? Ничего не сказал, не предупредил, когда вернется… На него не похоже. Он всегда такой пунктуальный…
Тем временем господин Оленин торопливо шагал по улице, вглядываясь в спины идущих впереди людей. Не мелькнет ли среди них красное пальто и пестрая шаль? Пациентка неоднократно говорила, что любит ходить пешком. Это ее успокаивает. Наблюдая за ней из окна приемной, он ни разу не заметил, чтобы она садилась в машину. Общественный транспорт тоже не для нее. Она жаловалась на приступы удушья в метро и маршрутках. По-видимому, дама живет где-то неподалеку, если добирается на сеансы своим ходом. Жаль, он не знает ее адреса.