Дневник сорной травы

Солнцева Наталья

– Какие у нее были украшения? – спросил Юрий.

– Какие? – удивился ученый. – Да я как-то не присматривался… Может, бусы. Или… у нее была такая бархатная ленточка с камешком, которую она носила на шее.

– Папа…

– Давайте прекратим этот разговор! – взмолился Арсений Платонович. – Я не могу… Мама рано ушла от меня, и я до сих пор чувствую боль.

– Конечно. Прости…

Анна заговорила о том, как магнитные бури влияют на здоровье. Свекровь начала с увлечением обсуждать свою мигрень и сердечные приступы, а физик пустился в подробное объяснение теории магнитных бурь.

Юрий пил водку. Анна, казалось, с интересом слушала свекра.

«Она это или не она? – гадала свекровь. – Вроде похожа. Но слишком молодая… Не может быть! Или это результат пластической операции. Конечно, она может себе позволить тратить деньги Юрочки направо и налево. Хотя… тело у нее тоже молодое, а этого добиться сложнее. И платье желтое напялила, будто ей двадцать, а не пятьдесят! Но сидит оно на ней чертовски красиво… Да она ведьма!»

Собственное предположение привело мать Юрия в ужас.

Анна взглянула на нее и многозначительно улыбнулась. Мурашки побежали по спине хозяйки дома. Ученый жевал утку и совершенно отключился от всего остального. Юрий то и дело спрашивал жену, чего ей хочется, подливал вино… Бедный мальчик! Эта страшная женщина делает с ним все, что хочет!

«Страшная женщина» околдовала не только Юрочку. После десерта все вышли на балкон. Свекровь оторопело наблюдала, как ее Арсений, который лет двадцать не брал в рот сигарет после того, как заболел сильнейшим воспалением легких и прокашлял всю зиму, курит! Вместе с этой… распущенной дамочкой! И даже кокетливо подносит ей зажигалку!

– Тебе не пора работать? – спросила она мужа, когда к ней вернулась способность говорить.

– Мне хочется отдохнуть, – отмахнулся тот. И любезно обратился к Анне: – Хотите, я покажу вам свой кабинет? Я сделал в нем несколько открытий, за одно из которых получил государственную премию. У меня и международных наград полно! Идемте?

Он галантно предложил невестке согнутую в локте руку и повел ее… в святая святых, в свой кабинет, куда жене входить разрешил только на пятый год супружества!

– Нам тоже можно, папа? – усмехнулся Юрий.

Его забавляло то, как отец неуклюже оказывал знаки внимания Анне и как ревновала мать. Еще бы! Ее Сеня, который не соблазнился бы даже обнаженной Мэрилин Монро, флиртует с невесткой.

В кабинете ученого царил тот творческий беспорядок, присущий окружению гения, в котором только его хозяин видит закономерность. Свекор показывал Анне свои книги, дипломы и награды, коих действительно имел великое множество, а потом перешел к семейным подробностям своей жизни.

– Это радио я сконструировал, когда мне было пять лет…

Он показал на маленький самодельный динамик. Уникальное радио стояло за стеклом, вместе с подарками коллег, студентов и аспирантов, призами международных научных обществ и прочих памятных вещей.

– Вот это наш с Леночкой свадебный портрет, – объяснял он, показывая большое фото в рамке, с которого смотрел он сам, молодой, с задорным блеском в глазах, и жена, юная и тоненькая, как тростинка, с наивным выражением на почти детском личике.

– А вот моя мама, Аграфена Семеновна!

Он полез в ящик и с гордостью достал оттуда крошечный медальон. Створки

тихо щелкнули, и взглядам присутствующих предстало лицо молодой красивой дамы с пышными, убранными назад волосами и черными глазами, глядящими с затаенной тоской.

Ни его жена, ни сын никогда не видели у Арсения Платоновича этого медальона. Ученый строго-настрого запрещал домочадцам прикасаться к его вещам, которые хранились в кабинете.

– Папа! – пораженный увиденным, воскликнул Юрий. – Почему ты никогда мне не показывал этого портрета?

Тот поднял на сына покрасневшие от подступивших слез глаза.

– Я сам последний раз глядел на него пятьдесят лет назад. Я не мог… Это все благодаря вам, – он повернулся к Анне. – Вы растопили лед в моей душе.

И Арсений Платонович заплакал. Он не плакал с того самого момента, как узнал о смерти матери. Слезы текли по его лицу, как Ниагарский водопад…

Знаменательный обед у родителей произвел на Юрия странное впечатление. Он всколыхнул в его сердце нежность к отцу, признательность к Анне за ее чуткость. Зато поведение матери показалось ему отталкивающим. Он неоднократно ловил ее взгляды, направленные на Анну: в них читались осуждение, зависть, ревность и дух соперничества.

После обеда Юрий отвез жену домой, а сам отправился в офис. У него накопились неотложные дела. Последнее время бизнес доставлял ему много хлопот. Несколько больших и важных сделок неожиданно сорвались; переговоры с партнерами шли туго; то тут, то там возникали какие-то несуразицы, проволочки. Менеджеры не справлялись со своими обязанностями, финансовые директора допускали ошибки, служащие нервничали, оптовики вовремя не переводили деньги, продажи падали. Юрий чувствовал, как нити управления огромным и сложным организмом компании выскальзывают из его рук.

В довершение всего, постоянное присутствие Любочки, ее надежды, ожидания и настойчивая преданность выводили Юрия из себя. Черт бы побрал секретаршу вместе с ее покорностью и услужливостью!

Салахов кругом ощущал свою вину – перед Анной, перед Любочкой, перед самим собой, в конце концов. Предав чистоту своих отношений с женой, он как будто испортил что-то очень ценное, горячо любимое, и та радость, которую он испытывал раньше, померкла. Ему хотелось покаяться, признаться во всем, но он понимал, что Анна не примет его исповеди. Она словно не замечает его страданий…

Он ел без аппетита, занимался делами без прежнего азарта, засыпал с трудом и просыпался без отрады. У него начались головные боли. Ему все надоело. И только Анна оставалась той единственной ниточкой, которая все еще привязывала его к жизни.

Несмотря на раздражение и неприязнь к секретарше, Юрий с каким-то безрассудным, хмельным отчаянием продолжал возить ее за город, брал грубо, с непонятным для него самого мстительным наслаждением, как бы наказывая ее и себя…

Анна предоставила ему полную свободу. Она ни о чем не спрашивала, не выражала никакой обиды, никакого неудовольствия – просто жила, преследуя свои, неизвестные ему цели с завидным увлечением. Салахов с трудом удерживался, чтобы не упрекать ее в равнодушии и неслыханном эгоизме.