Шрифт:
От автора
Перед вами дневник обычного приходского священника. Я служу в Санкт-Петербурге, в городском храме. Совершаю Божественную литургию, духовно окормляю [1] людей, крещу и отпеваю, преподаю детям и взрослым, несу другие послушания моего священноначалия – словом, занимаюсь всем тем, чем занимается любой из 30 тысяч священников Русской Православной Церкви. После службы – по магазинам, потом время для детей: со старшими учить уроки, с младшими играть в куклы и машинки. Жизнь моя не насыщенней и не интересней, чем жизнь других моих собратьев-пастырей, а в отношении мудрости, глубины
1
Окормлять происходит не от слова кормить, а от слова корма, кормчий. Окормлять – значит направлять, рулить.
Первые годы моего священства я, как юный муж, не могущий насытиться молодой супругой, просто наслаждался Служением и ничего из увиденного и пережитого не записывал. Потом поймал себя на мысли, что был свидетелем множества потрясающих историй, что многое из услышанного, прочитанного, понятого как-то отозвалось в душе… И все это забылось.
И тогда я решил записывать все, что покажется интересным и важным. Так родились эти записи.
Почему я позволил себе огласить некоторые беседы, случаи, ситуации, поведанные мне? В этом отношении я руководствуюсь словами Писания: «Тайну цареву прилично хранить, а о делах Божиих объявлять похвально» (Тов. 12:7).
Не рассказать о чудесах Божиих, пусть даже личных, мне кажется не совсем честным. Всем поведать и прославить Бога!
Нередко в пастырской деятельности бывают случаи, когда прихожане, рассказывая о чем-то, просят, чтобы это осталось «между нами». Эту просьбу я всегда выполняю. Рассказов о том, о чем просили хранить тайну, в этой книге (как и в других) вы не найдете.
Очень часто я ловлю себя на мысли, что обычный человек совершенно не представляет себе настоящей, подлинной жизни священника. А мы, священники, обычно мало говорим о своем служении. Это происходит потому, что наше общение с людьми часто происходит на духовническом уровне, то есть на уровне доверительно-исповедальном. Нельзя разглашать поведанное тебе в полутьме храма, перед Крестом и Евангелием. Отсюда и вырабатывающаяся у батюшек привычка помалкивать о своем служении или отмахиваться: ну служим, Богу молимся, да что тут говорить…
Признаться, и мне нелегко было решиться записывать что-то, относящееся к моему духовничеству. Я много раз тщательно просматривал свои записки, чтобы исключить нарушение тайны исповеди или не выдать чьих-то личных секретов. Кажется, мне это удалось.
Мне показалось, что то, что я писал на память для себя, может оказаться интересным, полезным и другим. А главное, вы сможете приоткрыть для себя внутренний мир человека, предстоящего у престола и ежедневно исполняющего свои пастырские обязанности.
Когда я подумал, что мои записки, мой дневник может оформиться в книгу, мне захотелось назвать ее так: «Бог есть!»
Да, есть! И Он в нашем мире, в нас с вами, действует самым активным и видимым образом, и вы об этом сейчас прочитаете. То, что Бог есть, открыл я еще подростком и потом только укреплялся в этой мысли. Настоящим клондайком, подарившим мне множество золотых самородков – знаков присутствия Божия, – явилось мое священническое служение. До того как я стал священником, я и думать не мог, что Бог так зримо, так ощутимо участвует в наших судьбах,
Но я видел и испытал это сам! Я общался со множеством людей, которые рассказывали мне удивительные вещи. Я лично пережил то, о чем только читал в книгах. Например, что такое благодать Божия, когда ты переживаешь состояния, которые можно описать только выдохом: «Рай», – или что такое на практике бесовские нападения и страхования…
Пастырское служение, которое во многом состоит из общения с людьми, дает много поводов улыбнуться. Уверяю вас, моя улыбка добрая, я никогда не смеюсь над людьми и, приводя какие-то курьезные случаи, скорее умиляюсь простоте и непосредственности моих героев. Юмор – великая вещь. Известно, что диавол хочет, чтобы мы не смеялись; он хочет убедить нас, что все в мире трагично и безвыходно. Но Бог учит нас иначе относиться ко всему происходящему: улыбнуться, спокойно предать себя в Руки Божии и продолжать смиренно и охотно нести свой крест.
Старый протодиакон…
– Лысый, как коленка, – смеялся старенький отец протодиакон и поглаживал свою голову, действительно лысую, как бильярдный шар.
Он вообще весь был лысый, ничего не росло и на лице. Но отец протодиакон не унывал. Был весел, общителен, любил ходить в гости, не дурак был выпить, хотя ему было под 80, знал массу интересных историй и охотно их рассказывал. С ним и самим вечно приключались курьезные истории, достойные пера Лескова.
Вот и сейчас он, смеясь, рассказывал, как его вчера… обокрали. Был в епархии, а дома осталась старуха-экономка. Она помогала отцу протодиакону прибраться, готовила поесть. Хорошая старушка была, но абсолютно глухая. И вот, переделав все свои дела, она легла подремать.
Стандартная однокомнатная хрущевка, первый этаж. Воры стучали, желая выяснить, есть ли кто в квартире, – соседи слышали. Потом, удостоверившись, что никого нет, выставили окно (в 1990 году воры особенно не церемонились). Залезли в квартиру – и остолбенели: старушка лежит. Присмотрелись: сопит ровно. Похлопали над головой в ладоши – не реагирует. Ну, воры и обчистили квартиру, утащив все мало-мальски ценное. И ушли. Приходит отец протодиакон. А тут и старушка проснулась. Идет к нему и рапортует:
– За ваше отсутствие никаких происшествий не случилось…
Отец Анатолий (так звали нашего героя) входит в комнату и застывает. А за плечом его разинув рот стоит старушка. Все выворочено и разбросано…
Всю войну отец Анатолий прошел в звании рядового. Был и ранен, и контужен. После войны решил посвятить свою жизнь служению Богу, тем более что с детства был верующим, обладал прекрасным голосом. Вернулся в Пермь, прислуживал у владыки и через какое-то время был рукоположен и направлен в деревню. На приходе отец диакон совершенно очаровал старушек статностью и приветливостью.
Общительный отец диакон близко сошелся с местным батюшкой, молодым человеком (едва за 20). Батюшка был хрупким, застенчивым и смиренным. Служили они исправно. Диакон грохотал своим голосом, так что дребезжали стекла в старых киотах, батюшка возглашал тенором. Потом батюшка читал по старинной книге проповедь, а бабушки, усевшись на лавки, стоявшие у стен и покрытые ковриками, связанными из лоскутков ткани, вздыхали и крестились:
– Спаси ж тя, Господи.
Иногда в храм заходил местный уполномоченный. Исподлобья все осматривал, втягивая ноздрями воздух, совался за перегородку, в подсобку: