Дневник священника. Мысли и записки
Шрифт:
Нас, салаг, Андрей не очень уважает, считает своим долгом постоянно воспитывать. Уважает только Мариана, бывшего десантника, у которого на память о десантуре на груди сделана татуировка с группой крови, и Володю, тихого студента, который тоже прошел армию и который по возрасту сильно старше всех нас. Володя прошел трудную жизненную историю до поступления в Семинарию, он молчалив и погружен в себя и в книжки.
– Эй, Мариан, – продолжает Андрей подначивать, – сейчас подушкой кину…
– Чего?.. – Мариан шутя замахивается гирей…
Девять
К февралю месяцу в нашей комнате в воздухе повисло напряжение. Еще с осени мы замечали странную вещь: некоторые наши задумки и предприятия становились известны помощнику Инспектора. Например, собрались мы по какому-нибудь поводу распить бутылку вина. Только сели и откупорили… дверь распахивается, и на пороге помощник Инспектора. Как узнал?.. У нас было подозрение, что он мысли наши читает. Кто-то выдвинул «теорию флюидов». Согласно этой теории, помощник Инспектора сенсорно настроен на волну ловить нарушителей. Вот он и барражирует в их поиске по коридорам и спальням. Как только человек собирается нарушить дисциплинарный режим, он, волнуясь, как бы не поймали, неосознанно посылает импульс. И его мысли улавливаются помощником Инспектора. А если нарушителей несколько и собрались они вместе, то волны они излучают ого-го!
Действительно, бдительность инспекторов и их мастерство вылавливать нарушителей казались сверхъестественными.
Но потом мы пришли к более прозаическому объяснению. Классный руководитель (сейчас игумен Николай (Парамонов), наместник Свято-Сергиевой Приморской пустыни в г. Стрельна, под Петербургом) нас предупредил, что в каждой комнате у нас есть… стукач.
Это было справедливо для многих комнат, и мы где знали, а где догадывались, кто может быть осведомителем инспекции.
Но нам было невозможно представить, что стукач есть и среди нас… Кто он?
Поздний вечер, после отбоя. Мы невесело лежим в кроватях. В последнее время мы перестали собираться вместе и праздновать, стараемся не откровенничать, потому что Инспектор знает даже то, о чем мы говорили.
Вдруг Андрей садится на кровать:
– Я вычислю эту с… Давайте, братья, мыслить логично.
И Андрей начинает вслух:
– Это Володя!.. Хотя нет. Он в армии служил и не такой, как вы, маменькины сынки.
– Может, Мариан?..
Мариан единственный из нас спит и в эту минуту громко храпит.
– Нет, у него ума не хватит стучать.
– Может, Д.?
Д. (сейчас известный в Петербурге игумен) со своей кровати, обидчиво:
– А может, это ты сам?..
Андрей:
– Ладно, с тобой разберемся позже. Может, это Леша?
Алексей (сейчас священник в Петербурге), крупный, красивый парень, отличающийся некоторой нервной неуравновешенностью, вскакивает:
– Да ты че! Я тебе сейчас врежу!
– Ладно, ладно, пошутил. Это не Леша. У него тоже мозгов для этого маловато.
Успокоившийся было Алексей опять вскакивает:
– Ну, все!..
Через
– Может, это Костя? – Речь идет обо мне.
Андрей загибает пальцы и перечисляет аргументы «за»:
– Не дурак, не очень сближается с коллективом, недавно снизили поведение, может, хочет выслужиться и поэтому стучит?
Так разобрали всех. Вдруг открывается дверь и на пороге – помощник Инспектора с фонариком:
– Быстро спать!
Он светит на каждую кровать и смотрит, все ли на месте. (Не ночевать в Семинарии – преступление, карающееся немедленным исключением. Поймать такого человека – удачная добыча для помощника Инспектора.)
Все на месте, и помощник, еще раз грозно наказав, чтобы мы молчали, уходит.
Проходит несколько минут. Сна нет. Я решаюсь прогуляться до туалета – благо это целое путешествие. До туалета метров 100, он находится в конце длинного коридора рекреации. Лампы в рекреации потушены, горит одна из десяти, так что я то ныряю в длинную темноту, то вхожу в полосу света.
Возвращаюсь из туалета назад и встречаю помощника Инспектора. Он обошел все комнаты в общежитии и возвращался в свою каморку – так мы называли его маленький кабинет.
Помощник Инспектора оглядел меня строго, но ничего не сказал: ходить в туалет после отбоя не приветствовалось, но и не запрещалось. J
И тут я, поравнявшись с ним, заговорил:
– Простите, могу я выяснить один вопрос по поводу снижения мне оценки за поведение?
Здесь на минуту отступлю и сообщу некоторые сведения, которые помогут вам лучше ориентироваться в нашей семинарской ситуации.
Едва ли не самым важным, а скорее всего самым, в Семинарии и Академии является поведение студента. Если ты плохо учишься, даже на тройки, тебя могут терпеть, но терпеть тебя никто не будет, если ты нарушаешь дисциплину.
При поступлении у тебя по умолчанию за поведение стоит пятерка. Каждое нарушение снижает эту оценку на балл. Опоздал на богослужение – минус один балл. Проспал молитву – минус балл. Много, очень много нарушений, за которые тебе снижают поведение. Твоя пятерка по поведению превращается в четверку, потом в тройку. Потом, если ты еще раз попадался на нарушении, могли смилостивиться и снизить еще на полбалла, дав шанс продолжать учебу, а могли снизить до двойки. Двойка по поведению означала исключение из Семинарии и Академии за «несоответствие духу Духовных школ», как формулировалось в приказах об отчислении.
Были «страшные» проступки, за которые исключали немедленно. За драку, за то, что тебя поймали нетрезвым, за неявку в общежитие к отбою, за пропуск занятий, за отказ подчиниться требованию помощника Инспектора, за пропуск богослужений и др.
Каждый месяц вывешивались длинные списки семинаристов и студентов Академии, которым за что-то снизили балл по поведению. Многих исключали. На нашем курсе Семинарии было 35 поступивших. В конце учебного года осталось 24. Треть была отчислена.