Дневник тайных пророчеств (Мифы Туринской плащаницы)
Шрифт:
– Это значит…
– Это значит, что в составе этой дряни есть фрагменты сушеных трав, которые не растут в России. Не берусь утверждать точно, но мне кажется, что родина твоего загадочного порошка – Африка или Юго-Восточная Азия.
– Ясно, – кивнул Андрей. – Спасибо тебе.
– Подожди, – перебил дьякона химик. – Не знаю, как тебе сказать… В общем, мне приходилось слышать о подобных составах. Не считай меня выдумщиком или идиотом, но их применяют в своих ритуалах африканские колдуны.
Отец Андрей покосился на Женю и облизнул пересохшие губы.
– Они
– Все зависит от дозы, – ответил химик. – Но на всякий случай держись от этой дряни подальше и не вздумай ее нюхать. Если же все-таки придется, то… Опять же не для посторонних ушей. Короче, если все-таки понюхаешь или попробуешь на вкус – прибегни к противоядию.
– Что за противоядие? – осведомился отец Андрей.
Химик хмыкнул.
– Ты будешь смеяться, но это простая русская водка.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Помнишь прапора Тихомирова? Он еще гонял тебя на полосе препятствий.
– Ну? – мрачно буркнул дьякон.
– Так вот, когда он проходил службу в Африке, ему приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Он тогда неделю провалялся в госпитале и уже приготовился склеить ласты, но напоследок решил выпить с ребятами. Короче, напился как свинья. А на следующее утро проснулся здоровым. За исключением сильнейшего похмелья, конечно. Так что учти.
– Учту, – пообещал отец Андрей. – Спасибо за помощь!
– Обращайся! – весело ответил химик и положил трубку.
Дьякон убрал телефон в карман и посмотрел на Женю.
– Что? – быстро спросила она.
Отец Андрей нахмурился и тихо произнес:
– Судя по всему, генетика Абрикосова отравили, подмешав в его нюхательный табак какой-то порошок. Мой приятель-химик утверждает, что родина этого порошка – Африка.
Вечером того же дня отец Андрей уютно устроился в кресле и положил на колени книгу под странным названием: «Звезда и смерть Николая Гумилева». Читал дьякон неторопливо, попыхивая сигаретой и время от времени отхлебывая из широкого стакана красное вино.
Взгляд его скользил по строчкам, а воображение рисовало невысокого блондина с раскосыми глазами. Стройного, по-военному подтянутого. Человека, который положил себе за правило никогда и никого не бояться. Человека, который охотился на львов в Африке и получил за храбрость два Георгиевских креста на полях Первой мировой войны.
Отец Андрей представил, как этот блондин сидит в кресле так же, как он сейчас, и в пальцах у него так же дымится сигарета. В бокале, стоящем на зеленом сукне стола, должно быть, мерцает всеми оттенками красного сладко-горький вермут. А перо, поскрипывая, выводит на бумаге:
«Я должен был отправиться в порт Джибути в Баб-эль-Мандебском проливе, оттуда по железной дороге к Харрару, потом, составив караван, захватить возможно больший район исследования: делать снимки, собирать этнографические коллекции, записывать песни и легенды.
Я собирал без стеснения, останавливал прохожих, чтобы осмотреть надетые на них вещи, без спроса входил в дома и пересматривал утварь, терял голову, стараясь добиться сведений о назначении какого-нибудь предмета у не понимавших, к чему все это, харраритов…»
Тут Гумилев, должно быть, сделал паузу, чтобы отхлебнуть вермута, облизнул губы, потер пальцем пятнышко от пролившегося вермута на сукне стола, затем снова взялся за перо и неторопливо продолжил:
«Надо мной насмехались, когда я покупал старую одежду. Одна торговка прокляла, когда я вздумал ее сфотографировать… некоторые отказывались продать мне то, что я просил, думая, что это нужно мне для колдовства.
Для того чтобы достать священный здесь предмет – чалму, которую носят харрариты, бывавшие в Мекке, мне пришлось целый день кормить листьями ката (наркотического средства, употребляемого мусульманами) ее обладателя, одного старого полоумного шейха.
Эта охота за вещами увлекательна чрезвычайно: перед глазами мало-помалу встает картина жизни целого народа, и все растет нетерпенье увидеть ее больше и больше… В общем, я приобрел штук семьдесят чисто харраритских вещей, избегая покупать арабские или абиссинские…»
Допив вино, отец Андрей закрыл книгу и глянул на обложку.
О. Н. Вершинин. «Звезда и смерть Николая Гумилева».
Задумавшись на секунду, дьякон быстро пролистал книгу и нашел телефон издательства.
– Иду-иду!
Графолог Громов быстро прошел по коридору и глянул в дверной глазок. Звонок звонил не переставая.
– Кто ж там такой нетерпеливый? – проворчал графолог и машинально поворачивая ручку замка.
– Кто там? – крикнул он.
– Я от дьякона Берсенева, – пробасил из-за двери незнакомый голос.
Графолог распахнул дверь:
– А, от Андрюши! Входите! – Но тут же осекся, осознав, какое странное существо стоит перед ним.
Это был высокий, широкоплечий мужчина, бородатый и волосатый, как байкер, однако в дорогом кашемировом пальто. Рука верзилы все еще была поднята к электрическому звонку.
– Я уже здесь, так что продолжать звонить необязательно! – пошутил Громов.
Верзила тут же опустил руку и посмотрел на графолога исподлобья.
– Я войду, – не столько спросил, сколько констатировал гость.
– Конечно, входите!
Громов отошел, впуская незнакомца в прихожую. Тот вошел неспешной походкой.
«Каков медведь, – подумал, удивленно глядя на гостя, графолог. – Настоящий гиперборей!»
– Так, значит, вы от Андрея? – спросил он вслух.
– Да, – глухо пробасил гость.
– А почему он сам не зашел?
– Не смог, – так же глухо и монотонно буркнул незнакомец.
– Что ж… Проходите в комнату, а я пока поставлю чай. Вы ведь не откажетесь от чая?
Верзила не ответил. Он окинул взглядом прихожую, затем заглянул в гостиную.